Витязь. Тенета тьмы,

22
18
20
22
24
26
28
30

И тут же спешно убедил себя, что он – ни в коем случае не расист.

Витязь меж тем простерся на широком жестком ложе, закинув длинные руки за голову. Тело ныло и даже не просило – требовало отдыха.

«Понравится ли тут Ирме? Нет телевизора. Электричества. Душевых кабин тоже нет, и нет работы, которая вздевает ее с постели пять дней из семи. Вместо всего этого будет лошадь для прогулок, много земли для роз, девушка для разной мелкой женской помощи… и я. Понравится ли тут Ирме?..»

Тайтингиль закрыл глаза и расслабил мышцы. Надо было отдохнуть и восстановить силы. Но никак не выходило, будто что-то мешало. Даже привычное касание к душам родных дерев не приносило желанного успокоения. Да, кровь дракона решила бы проблему. Но…

Он вытянулся, привычно заслоняя глаза локтем.

– Витязь, – мягко позвал орк. – Я водички тебе погр-рел. Ну не мыться же холодной в этом вашем… феодализме… Хоть упр-равляющую компанию тут создавай…

Он сам уже был умытый, неожиданно посвежевший к вечеру, сияющий своими яркими глазами, держал в руках лохань и кувшин, на плече была свежая повязка, а поверх нее – расшитое полотенце. Безмолвный, словно тень, Гленнер смотрел в раскрытую дверь из тьмы коридора. Смотрел, как теплая вода из кувшина щедро льется на подставленные узкие жесткие ладони и дождем падает на траву.

После ужина Потрошитель Азар беззаботно валялся на высоченном стоге сена, заботливо утеплив организм прихваченной со двора попоной. Плотные яства приятно распирали желудок. От повязки на плече, наложенной заботливыми местными девочками, поднимался роскошный спиртной дух, вызвавший в памяти беломорские приключения и особенно северную деву с тугой русой косой.

Маруся гладила его тогда по спине и жарко шептала в ухо всякое – и у немного хмельного Котяры замирало в груди так тревожно и сладко, как не бывало ни с одной из его гламурных столичных подружек. Поутру у него дрожали коленки, и вовсе не от выпитого. Мастер Войны глянул цепко, повел тонкой бровкой. Он все понял – и очевидно позавидовал.

Вот же жаба, а!

Маруся была особенная. Все ее тело, гладкое, как литое, источающее запахи диких трав и свежего женского пота, звало, хотело и манило, и Котяра льнул снова, всхлипывая, ойкая – и иногда, кажется, крича в голос.

«Вижу: ты, Димка, хохочешь с ними, а глаза вон грустные. Боишься. А ты не бойся. Чему быть, того не миновать, а удача веселых любит».

Котяра проводил взглядом очередную поселяночку. Нет, не то, все не то…

И вдруг он увидел, как Ринрин и дверг спускались с холма. Орк вскинулся и громким мявом воззвал к Тайтингилю.

Витязь, прервавший очередную краткую попытку отдыха, уже выходил во двор. Лантир следовал за ним, ладонь его лежала на сверкающей рукояти меча. Запыхавшийся Котик вырос за их спиной сторожевой башней.

– Спаслись! Я так пер-реживал, пер-реживал! – ахнул он и попытался заключить обоих в могучие оркские объятия. Дверг ловко увернулся, а Ринрин, наоборот, хмыкнула и подалась вперед – орк обнял ее до костного хруста и хотел радушно обцеловать, но тиснулся клыком в щеку и загрустил.

Эльфийка утерлась рукавом:

– Что значит – спаслись, орк? Спасались – от нас… мы нагнали паука. Многое увидели, витязь. Выслушаешь нас?

– За столом. Умойтесь, перемените дорожную одежду – и в залу, – отозвался Тайтингиль.

Ринрин фыркнула и, взметнув каскадом своих косичек, умчалась к бане, которая уже топилась; дверг нагнулся к ведру, поданному служанкой, и щедро ополоснул холодным лицо и шею.