— Я запомню. Спасибо… товарищ Чапаев, — сказал Ибрагим и, кивнув почему-то только Лядовой, пошёл к своим.
Уже через пять минут трасса была разблокирована. Патрули ППС и ДПС ещё километра три сопровождали по трассе «чеченский» эскорт, а потом разъехались по своим маршрутам.
Мы подошли к собровцам, пожали друг другу руки и попрощались.
— Спасибо за работу, мужики, — на правах старшего поблагодарил я.
— Обращайся, Чапаев, — ухмыльнулся Жданов, кидая в рот сигарету.
Мой «барсик» быстро ехать отказывался, к тому же я решил завезти Лядову в больницу к Михаилу Ивановичу и сделать ей рентген грудной клетки.
Кавказская благотворительность
Настроение было почти праздничное. Только что закончилось совещание у полковника Воронина, где простая русская фамилия Чапаев была произнесена раз двадцать… а может, и двадцать пять. И всё в превосходной степени, как пример для подражания и маяк, на который нужно равняться. Правда, звучала и фамилия Жданова… так… раза два-три… И всё это по случаю успешно завершённого расследования резонансного дела и благополучного освобождения заложника. Профессионально, без шума, стрельбы, погонь, материального ущерба (мой личный ущерб почему-то не считался) и людских потерь. Благодаря профессионализму, первоклассной выучке, морально-волевым качествам личного состава и умелому командованию оперативно-розыскной группы под началом… (понятно кого). Причём это не мои слова, это, так сказать, вырвано из контекста приказа генерала — начальника нашего Управления.
Прямо вот так вот сидел бы и слушал, слушал… и смотрел, как сидящий напротив меня Жданов нервно сжимает и разжимает свои кулачищи с буграми на костяшках пальцев. Витя, как всегда, был не в духе. Так и хотелось подойти к нему и сказать:
— Да ты чего, Игнатьич? Премию нам одинаковую дали, благодарности одинаковые объявили и «занесли» куда надо…
Кстати, премию дали всему моему отделу. Я даже дознавалку нашу под шумок в список закатал. Честно говоря, таких «жирных» премий мы ещё не получали. Политика!
После совещания ко мне в кабинет зашёл Шароев и сообщил, что нас с ним приглашает «на чай» к себе в ресторан Усманов-старший. Отказываться ну никак нельзя. Я ж говорю, политика.
В ресторане людей было немного. Да и понятно — середина рабочей зимней недели. Шароев знал, куда идти, и, кивая охране, провёл меня в небольшой банкетный зал с большим круглым столом в центре. За столом сидели дядя и племянник Усмановы и ещё двое мужчин кавказской внешности, очень похожих друг на друга. Нас представили. Оказывается, уважаемые гости были близкими родственниками Усмановых. Это были отец и сын, тренер и чемпион мира по боксу. О, как! Я сдуру тут же похвастался, подобрав живот, что когда-то был кандидатом в мастера спорта по боксу. На что заслуженный тренер мудро заметил:
— Боксёров бывших не бывает, уважаемый!
В общем, лёгкая напряжённость от начала «чаепития» спала сама собой. Говорили только на русском. Мужчины с удовольствием рассказывали о тренировочных сборах в Мексике, соревнованиях в Штатах и своём новом доме в Сочи. А я украдкой наблюдал за Ибрагимом. Парень скромно сидел по левую руку от дяди и внимательно слушал то, что говорили старшие. В разговорах не участвовал, только отвечал на вопросы. Конечно, теперь парень выглядел не таким замученным, каким мы его вытащили из той зловонной ямы. Прошло две недели с того последнего дня ультиматума, объявленного бандитами. Ибрагим сказал, что до вчерашнего дня дядя продержал его в частной клинике. Там ему заново собрали и перегипсовали кисть руки, вылечили застуженные в сыром подвале бронхи. Но больше всего художник был расстроен из-за того, что пока не может взять в больную руку карандаш или кисть. Четыре пальца были собраны и были похожи на детский совок. И только большой палец кое-как шевелился.
За вечер раз пять-шесть приносили свежезаваренный зелёный чай. А между чаем… Перепела гриль… фаршированная баранья лопатка… манты… бараньи рёбрышки, запечённые с овощами… ручьёвая форель, тушённая со сладким перцем… И это только то, что я попробовал!
Что интересно, о поводе, который нас всех тут собрал, никто даже не упомянул. И только после пятого чайника чая Шароев не выдержал и спросил:
— Ибрагим, а скажи, дорогой, почему ты кричал: «ржавые»? Да ещё два раза?
Неожиданно Ибрагим негромко рассмеялся и ответил:
— Аллах его знает! Я знал, что меня в Ржавки привезли. Эти… не особо скрывали свои разговоры при мне, не шифровались почти. Честно говоря, я понимал, что это означает. Они и проболтались, что есть большие и малые Ржавки. А когда вы перешли на наш язык и крикнули, типа, давай, говори, что-нибудь… Где находишься… что видишь? Я сначала растерялся. Ведь что на нашем, что на русском, Ржавки… они так и будут — Ржавки. Думаю, крикну — Ржавки, они сразу поймут. И меня тут же кончат или перевезут в другое место. Вот и крикнул на вайнахском — ржавые… ржавые!
ebooksa