Нескучная жизнь подполковника Чапаева

22
18
20
22
24
26
28
30

— Тогда с кем воевал, спрашивать не буду.

— Не нужно, лараместаг (уважаемый), — улыбнулся Шароев.

Неожиданно к Исмаилу Умаровичу подошёл сотрудник ресторана, наклонился к его плечу и что-то тихо сказал. Потом передал ему в руки мобильный телефон и отошёл.

— Слушаю тебя, — сказал в трубку Исмаил, и Шароев заметил, как побледнел старейшина после первых слов разговора.

Через несколько секунд Женя понял, кто звонит чеченцу. Он быстро взял салфетку, достал из кармана ручку и быстро написал: «Пусть дадут поговорить с Ибрагимом, чтобы убедиться, что он жив. Включите громкую». Исмаил скосил глаза на записку, прочитал и, кивнув головой, спокойно сказал в трубку телефона:

— Теперь ты меня слушай. Я хочу слышать своего племянника. Ты понял?

— Ага, сейчас! Ты думаешь, я его на пассажирском кресле с собой вожу? — засмеялся в ответ мужской голос.

— Деньги завтра будут все у меня. Ты звонишь мне в… (Шароев наугад растопырил все десять пальцев на своих руках) десять часов утра. Потом даёшь мне хотя бы… (Шароев, опять показал Исмаилу десять пальцев) десять секунд поговорить с племянником. А дальше твоё предложение по обмену. Надеюсь, ты понимаешь, что меня обманывать нельзя, — уже с раздражением закончил Исмаил Умарович.

— А ты, дядя, понимаешь, что если ты обманешь меня, то своего художника уже никогда не увидишь? А чтобы тебе легче было бабки готовить, жди от меня вечером сегодня видос со своим пацанчиком. Бывай, джигит.

Следующие пару минут в полупустом зале ресторана был слышен только крик председателя Совета старейшин Исмаила Умаровича. Он кричал на своём, на вайнахском языке, одновременно похожем на орлиный клёкот, шум водопада, гул снежной лавины, рёв снежного барса и грохот камнепада в горном ущелье. Большинство присутствующих в зале ресторана на секунду замерли и дружно повернули головы, подумав, что старик так эмоционально говорит тост. Только двое молодых парней кавказской внешности после первых двух фраз встали и, быстро рассчитавшись с официантом, поспешили на выход.

* * *

Чтобы студентка четвёртого курса факультета живописи Каменщикова Ольга Владимировна поняла всю серьёзность создавшейся ситуации, её вызвали по громкой связи прямо в кабинет декана. Я скромно сидел на старом расшатанном стуле в приёмной деканата «станковой живописи» академического института художеств. Вошедшую студентку Олю я узнал сразу. Рекордно минимальных размеров мини-юбка. Соски, одновременно насквозь пробивающие бюстгальтер, блузку и тоненький джемпер. Короткая асимметричная причёска. Разноцветные ногти и кислотного цвета кроссовки на босу ногу… Точно она!

— Ольга Владимировна?

Никакой реакции. Как правило, так реагируют люди, к которым так ещё никогда не обращались. А на фамилию?

— Каменщикова?

— Да, а чё? — смерив насмешливым взглядом взрослого дядьку, спросила О. В.

А тут сразу тёмно-бордовые корочки с золотистым двуглавым орлом на обложке на уровень глаз… Раз!!! Удостоверение резко открывается, а там… красавец мужчина в парадной форме с подполковничьими погонами на плечах… Два! А теперь будем спрашивать «а чё», детка?

— Предлагаю выйти в коридор и побеседовать, — показывая на дверь, рекомендовал я.

— А меня в деканат вызывали и в мастерской… — растерянно захлопало длинными ресницами созревшее в половом смысле создание.

— В деканат вызывали по моей просьбе, а Николаю Петровичу скажите, что со мной беседовали. Он поймёт, — пропуская девушку вперёд, сказал я.

Обеденный перерыв в институте закончился, и будущие художники, толкая скульпторов и теоретиков, разбегались по аудиториям, студиям и мастерским. Оля подошла к большому широкому подоконнику, развернулась и, технично подпрыгнув, плюхнулась на него попой, нисколько не смущаясь своим «видом снизу». Потом снисходительно посмотрела на меня сверху вниз и, медленно выговаривая каждое слово, сказала: