Но заняться перестройкой не успела, к проблеме энергично подключилась Нора:
— А что тут думать, Ничка? Твоя соседка тетя Таня давно всем плешь проела, жалуется, что живет на даче, а квартиру сдать не может — нужно приезжать в Москву каждый месяц, на профилактику своих болячек. А платить коммуналку за пустующую квартиру — накладно. Поговори с ней.
Вероника (с тортом) навестила тетю Таню. Та обрадовалась неожиданному предложению, в полном смысле слова со слезою облегчения.
— Верочка, детка, — она использовала этот вариант укороченного имени Вероники, — да ради бога, мне не жалко! Коммуналку осилишь?
Безусловно. А еще порядок. Ника несколько дней драила чуть запущенную, нежилую однокомнатную квартиру пенсионерки, с кухней — о-го-го какого размера! И каждый раз к ежемесячным приездам тети Тани готовила какие-то кушанья, вызывавшие у соседки такой приступ гастрономического удовольствия, что становилось неудобно — кто кому обязан, спрашивается?
— Я, Верочка, всю эту вкусноту на дачу отвожу, подружек угощаю. Они теперь к моему приезду, как к банкету, готовятся! Ждут, чего я новенького от тебя притащу.
Лестно. От таких слов распахиваются крылья кулинара, хочется творить, удивлять и радовать. Много ли пенсионеркам надо? Чуточку внимания, немного сладостей и прочих блюд, кем-то оплаченные счета. Спустя четыре года Вероника чувствовала себя в этой квартире почти как дома. Приятно заходить туда, где выветрился запах пыли и нежилого помещения, где каждая вещица помнит влажную тряпочку в твоих руках. А полированная мебельная стенка из брежневских времен сияет, словно новая.
Вероника бросила на велюровый диван подушку и плед. Подошла к окну и распахнула форточку. Вдохнула промытый дождем воздух, в котором совершенно не чувствовалась бензиновая автомобильная гарь, постояла, глядя на темную громаду элитной гимназии через сквер. Когда-то это была
Ника легла на диван. Поглядела в высокий темный потолок. Вид альма-матер подбросил горсть воспоминаний: школьные коридоры-рекреации, после звонка почти одновременно распахиваются двери классов, откуда вываливаются гомонящие ученики с портфелями. Бизоний рев историка Васильева: «Не орать, не бегать! Вы не дикая орда!» Но кому есть дело до орды, когда урок истории окончен! Мальчишки толпой несутся к столовой…
К воспоминаниям далекого прошлого добавились впечатления от недавнего, из подброшенной горсти Вероника почему-то выбрала совсем не школьную историю. Экскурсионную.
Их класс всем составом едет в Питер. Плацкартный вагон, неторопливый пассажирский поезд. Вероника — серьезная серая мышь — путешествует на верхней боковой. До ночи еще далеко, она сидит за поднятым столиком и слушает разговоры одноклассников, тесно заполнивших нижние сиденья пассажирского отделения напротив, несколько голов свисают с верхних полок.
Там играют в карты, в переводного дурачка. Мишку Иванова ловят на жульничестве, завязывается шутливая потасовка… На крики, от начала вагона, торопится классная руководительница Марина Константиновна:
— А ну-ка, тихо! Дайте сюда карты!
Бойкая Злата Шелестова прячет колоду за спину:
— А мы погадать хотели. Можно, Марина Константиновна?
— Можно, если осторожно, — не оригинально разрешает классная. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не орало и не бегало.
Марина Константиновна, пошатываясь от тряски, побрела на свое место. Школяры скрестили взгляды на Шелестовой.
— А ты умеешь, Златка? — спросил слегка помятый Иванов.
— Не-а. — Звезда девятого «Б» и основная заводила, глядя в спину удаляющейся Константиновны, бросила призыв: — Эй! Кто гадать умеет?
Никто не отозвался, лица одноклассников оседлало уныние — Марина Константиновна дама конкретная, отберет карты и не вернет, скорее, выбросит.