Спецназ не сдаётся

22
18
20
22
24
26
28
30

 Проснувшись поутру, Ежик с трудом оторвал голову от заслюнявленной подушки, провел ладонью по лицу, вытирая влажную щеку. Потом мутным взглядом обвел комнату. За время его проживания, кроме провалившегося дивана, старого стола и табуретки, мебели значительно прибавилось в виде этажерки, трех разномастных стульев, огромного вещевого шкафа, в котором хранилось несколько кожаных курток, пиджаков, плащ на несколько размеров больше, рабочий комбинезон с эмблемой «Кока-кола». Все это были трофеи Василия, добытые из мусорных контейнеров.

 Наконец его взгляд остановился на этажерке, на которой лежала пачка «Беломорканала» и коробок спичек. Дрожащая рука потянулась к папиросам, достав из пачки одну, он сжал бумажный мундштук и закусил край зубами. Зажег спичку, прикурил от нее и тут же закашлялся. Потом поднялся и, покачиваясь, направился в туалет. Там, в старом, засиженном мухами зеркале, увидел свою физиономию с воспаленными глазами, налитыми кровью, всклокоченными волосами, распухшим носом (наверное, кто-то двинул). От смертоносного перегара зеркало сразу же запотело.

 — Надо бросать пить, — задумчиво произнес Василий, впрочем, он это говорил после каждого перепоя. Тогда же размышлял о превратностях судьбы, о том, что надо устроиться на работу и в квартире навести порядок. «Бабу надо привести, жилплощадь любит женскую руку. Лучше всего взять из бомжих, только не сильно спитую. Бомжихи, они преданные, как собаки. Наведет порядок, я устроюсь на работу, и заживем как люди».

 Так поразмышляв, Ежик обычно шел на улицу в поисках бутылок, металла, макулатуры. В процессе работы мысли улетучивались, и все шло дальше своим чередом.

 Докурив папиросу, Василий швырнул ее в унитаз и тут же дернул за цепочку слива. Вода с шумом устремилась в канализацию, увлекая за собой мятый окурок.

 «Прямо как моя жизнь», — подумал Ежик и направился в комнату, собираясь еще немного поспать. Но не успел — в дверь постучали.

 — Кого там принесла нелегкая, — ругаясь, Василий направился к дверям, заранее предвкушая, что сейчас кого-то из своих собутыльников попотчует трехэтажным матом. Но, открыв дверь, он только и смог промямлить: — Тик-Так, ты?..

 Перед ним стоял двухметровый верзила с плоским, как будто примятым лицом, большим свернутым носом и ртом с толстыми губами, похожими на двух слизней. Узкий лоб неандертальца, нависающий над глубоко посаженными глазами, пересекали три морщины.

 По возрасту гость годился в сыновья хозяину, но внешне они казались ровесниками.

 — Ты один? — наконец спросил верзила.

 — Один.

 — Вот и славно, — оскалился гость и тут же вошел внутрь, плотно прикрыв за собой дверь.

 Оба — гость и хозяин — происходили из одного «клана» или «ордена» (кому как нравится), оба были профессиональными преступниками. Только в зоновской иерархии находились на разных ступенях. Если Еж был обычной «шестеркой», то Тик-Так, прозванный так за то, что качался при ходьбе из стороны в сторону, входил в пристяж пахана в качестве ударной силы — «торпеды». Общего между ними ничего не было, если не считать того, что после мятежа в зоне под Златоустом сидели в одном карцере, потом в одном блоке в «Столыпине» их везли в Соликамск. Так что знакомство их можно назвать шапочным, хотя никак нельзя было отрицать законов тюремного братства.

 Тик-Так прошел в комнату, огляделся, потом сел на ближайший к нему стул и спросил:

 — Живешь один?

 — Один, — подтвердил Ежик.

 — Бомжуешь? — оскалился гость.

 — Почему?

 — Потому что в свинарнике живешь, — пояснил свою мысль Тик-Так. — Ладно, меня это не касается, — он сунул руку в карман брюк и вытащил несколько скомканных пятидесятирублевых банкнот. — Сгоняй, купи чего-нибудь пожрать и водки не забудь!

 Ежик схватил деньги и опрометью бросился на выход. Он уже забыл о той клятве, которую давал себе, проснувшись сегодня поутру. «Трубы горели», и душа требовала возлияний.