Лариса и Джамиля попали в «Бангладеш» в десятом часу вечера, когда публика только начала собираться. Для того чтобы подруга не чувствовала себя скованной, Лариса выбрала наиболее удаленную площадку от бликов юпитеров.
— Два кампари с водкой, — заказала Лариса подошедшему к их столику официанту.
— Что на закуску? — спросил голубоглазый блондин с атлетической фигурой.
— А что бы вы порекомендовали? — поинтересовалась Лариса, бесстыже разглядывая юношу.
— К кампари, думаю, лучше всего фруктовая закуска «Африка». Тропические плоды, обжаренные на кокосовом масле и разогретые в горящем роме.
— Отлично, давайте.
Глядя вслед удаляющемуся официанту, Лариса улыбнулась и, подмигнув подруге, произнесла:
— Хорош собой мерзавец, а как сложен?
На что Джамиля ответила небрежным пожатием плеч.
Внизу с дансинга донеслись режущие слух громкие звуки музыки. Заглушая их, прорвался громкий голос ведущего:
— Привет, друзья! Сегодня с вами вечером диджей Стэ-пан! Вуа-уа-уа!
Музыка загремела во всю мощь. И сразу же дансинг стал заполняться ярко разодетой молодежью. С высоты галереи было видно, как блюдце танцплощадки заполнялось колышущимися, дергающимися, как марионетки на невидимых веревочках, фигурами. Постепенно фигурок становилось все больше и больше, в конце концов в бликах светомузыки можно было разглядеть какую-то непонятную, шевелящуюся биомассу.
Ларисе это напоминало банку с дождевыми червями, которую она в детстве видела, когда однажды отец взял ее на рыбалку.
Снова появился официант, он проворно поставил на столик перед женщинами бокалы с напитком и большую глиняную тарелку, разрисованную африканским орнаментом, на которой были горкой насыпаны мелко нашинкованные тропические фрукты.
— Что-нибудь еще? — прежде чем отойти, поинтересовался официант.
— Если что-то понадобится, мы тебя, мальчик, позовем, — великодушно произнесла Графиня. Прошедшая все ступени московской торговли и сферы обслуживания, она хорошо знала, как обращаться с халдеями и им подобными, чтобы те сохранили раболепство перед клиентами и не навязывали панибратства. — Ну, что, Джамиля, давай выпьем за женскую долю, — подняв бокал, предложила Лариса.
— Я не употребляю алкоголь, — девушка отстранилась от стола, выставив перед собой, как защиту, раскрытую ладонь.
— Я уважаю твои религиозные принципы, — достав из сумочки сигареты, Лара закурила. — Только скажу тебе одну вещь. На своей жизни ты решила поставить крест и положить ее на алтарь борьбы за независимость своей страны. Только, насколько я помню из ваших религиозных догм, погибший за веру прямиком- направляется в рай. Как говорится, не согрешишь — не покаешься, — она подняла бокал и произнесла с пафосом: — За нас, женщин.
Звон соприкоснувшихся бокалов заглушила музыка, доносившаяся с блюдца дансинга.
Сладковато-терпковатый напиток обжег нёбо и скатился вниз к желудку, разливаясь там приятным теплом. Постепенно огненный жар поднимался от желудка вверх, заполняя теплом все тело. Лариса, подхватив деревянную ложку, вонзила ее в груду обжаренных плодов и, набрав небольшую горку, положила себе в рот. Немного прожевав, она недовольно сморщилась.