Диверсионная команда

Босяга послушно начал бинтовать ногу поверх рваных штанов. Кашель неожиданно прекратился, снайпер откинул голову назад и несколько секунд помолчал, потом снова заговорил.

— Я, наверное, родился не вовремя, всю жизнь чего-то боялся, дома родителей, в школе старшеклассников. Когда не поступил в институт, боялся армии. В августе девяносто первого боялся военного переворота. А когда попал служить в Таджикистан, больше всего боялся умереть, погибнуть, попасть в плен. Поэтому, наверное, и записался в ДШМГ, не хотел умирать не отомщенным. Вот я их и «мочил», гадов.

Дубинин снова закашлялся. Андрей Босяга опять попытался его перевязать, но снайпер отвел его руку.

— Ни к чему это. Всю жизнь боялся, после службы боялся возвращаться, остался по контракту. Но какой я страх испытал там, на развалинах крепости, когда узнал, что придется идти в Кабул. Ведь все они погибнут, а я хочу жить. Вернее, хотел... зато теперь... Ничего не боюсь.

— И правильно, парень, — донесся издалека голос старшего лейтенанта, — сейчас мы тебя вытащим на заставу, там есть фельдшер, окажет первую помощь, вызовем вертолет, тебя вывезут на «Большую землю». Не боись, вылечат.

— Нет, — пытаясь сдержать кашель, ответил Дубинин, схватив руку младшего сержанта, он простонал: — Андрюха, напиши моим, что я не трус, я... там в крепости все ребята решили, что я струсил. А я ведь думал судьбу обмануть, не получилось.

Олег громко закашлялся. В его горле клокотало и булькало. Неожиданно Дубинин забился в конвульсиях. Не зная, что делать, младший сержант схватил Олега за руку, снайпер из последних сил сжал его ладонь и, дернувшись в последний раз, затих.

— Он умер, — тихо проговорил Босяга.

Петрова бесила бессмысленная смерть спецназовца — выжить там, на холме, в самой «мясорубке» и погибнуть от пули полудохлого «духа»... Эх, жизнь-орлянка, никогда не знаешь, когда выпадет орел, а когда решка.

Артиллерийский шквал иссяк так же, как и начался. Еще гудела вздыбленная взрывами земля, и оседали пыль и дым, а утренний ветерок гнал на таджикскую сторону удушливый кислый запах сгоревшей взрывчатки.

— Будем выбираться, — наконец проговорил Петров. Предутренние сумерки еще позволяли незаметно покинуть грот и добраться до заставы.

Сдерживая стон, младший сержант выбрался из грота, волоком таща за собой на ремнях два автомата. Петров, подхватив за руки убитого снайпера, попытался его взвалить на спину, но в тесном замкнутом пространстве это не удалось. Пришлось труп тоже волоком тянуть до выхода.

Пяндж по-прежнему гнал вдоль границы свои мутные воды, пространство на той стороне больше напоминало лунный пейзаж с гигантскими дымящимися кратерами.

Повесив автомат на плечо, Босяга, держась за простреленную ногу, хромал в сторону хода сообщения на заставу. За ним, согнувшись под тяжелой ношей, переваливаясь с ноги на ногу, шел Петров, вспоминая поговорку своего деда, что «нет тяжелее работы, чем носить мертвецов». Прав был дед, царство ему небесное.

До выгоревших зарослей тростника было уже близко, когда, как из-под земли, выросла группа в маскхалатах с автоматами на изготовку. Старший лейтенант выпустил руки убитого, тело Дубинина грузно свалилось на землю. И он рванул из кобуры пистолетный шнур своего «Макарова».

— Не стреляйте, старший лейтенант. Свои, — донесся голос капитана Алексеева...

Несмотря на тяжелую амуницию и вооружение, моджахеды двигались довольно быстро. Впереди, как охотничья собака, бежал проводник в черной одежде с кривой саблей на боку и громоздким сорок седьмым «Калашниковым».

Расстояние между засевшими спецназовцами и душманами все больше сокращалось. Волин уже без бинокля видел косматые бородатые лица, смуглую обветренную кожу, детали их неприхотливой одежды.

Прикрыв левый глаз, капитан положил на плечо алюминиевую трубу реактивного гранатомета. Через прицельную планку он навел жерло гранатомета в центр отряда. Оставалось ждать сигнала. Условным сигналом должен был быть выстрел Иванникова. Снайперу было поручено подстрелить проводника, но не смертельно, чтобы после боя допросить его. Как ни ожидал Волин условного сигнала, все-таки это произошло неожиданно. Взмахнув руками, маленький человек в черном уронил оружие и упал на камни. Бегущие следом моджахеды замерли, и тут же огненные стрелы реактивных гранат, оставив дымные хвосты, устремились к выходу из ущелья. Натыкаясь на препятствия, гранаты взрывались, разбрасывая в разные стороны части людских тел, осколков и горной породы. В одну секунду все ущелье заволокло густым черным дымом, оно превратилось в преисподнюю, казалось, там не осталось ничего живого. Но едва развеялся дым, на диверсантов обрушился шквал свинца. Прирожденных воинов, проведших не один год на войне, афганских моджахедов не так-то легко было убить. Укрывшись за осколками горной породы, они повели прицельный огонь. Несколько ошалевших, оборванных «духов» бросились назад, но у самой горловины ущелья их достал «утес».

Окунувшись в горячку боя, Волин забыл о своем недавнем мандраже (все-таки не учения). Сейчас он действовал спокойно, как его учили долгие годы. Выбрал себе цель — немолодого чернобородого афганца в опаленном халате и грязной чалме с западногерманской штурмовой винтовкой. «Дух» укрылся за камнями, забрызганными кровью и внутренностями другого убитого, вел огонь короткими очередями. Волину все не удавалось его достать, пули рикошетили от камней. Сплюнув с досады, Игорь выстрелил из «подствольника», граната ударила в каменный бруствер укрытия. Схватившись за окровавленное лицо, афганец поднялся на колени, и его тут же срезала очередь.