Надежда

Решил отключиться от внешнего мира и вспомнил свою первую пытку. Учился я тогда на третьем курсе и меня обвинили в измене в отношении своей страны. Типа, что я передал секретные документы за деньги некоему субъекту. Все мои оправдания услышаны не были. Как действовать в той ситуации, не знал. Прямо на занятиях пришли двое, надели на меня наручники и отвели в допросную комнату. Там меня приковали наручниками к стулу и стали задавать вопросы. Кому отдал документы? Сколько за это получил? Рассудил так, если они меня за что-то взяли, значит, все знают. А если это так, то их вопросы глупые и отвечать на них не имело смысла. И стал молчать. Их это стало бесить. Свое бешенство они срывали на мне, то есть били. Или не бешенство, потому что делали они это без эмоций. Просто буднично. Били везде. По лицу, по телу. Потом отвели, точнее, отволокли по темному коридору в какую-то камеру. Там подвесили за руки к потолку и стали задавать те же вопросы и снова бить. Стоял на своем, ничего не говорил. Так и висел некоторое время. Еще стали обливать холодной водой. Разок описался. Ведер нет, опускать меня не собираются. Хотел еще насрать себе в штаны, но как ни старался, ничего не получилось. Они после этого перестали меня бить, сказали, что вышла ошибка и извиняются. Позже, когда привел себя и одежду в порядок, мое командование сообщило мне, что это была проверка, и я ее прошел. Получил допуск к практическим занятиям. От сокурсников узнал, что такую проверку проходят все курсанты. Если не выдерживаешь, отчисляют. Помня ту пытку, эта была так себе пыточка.

Интересно, зачем нас всех здесь держат. Англичанина и итальянку, скорее всего, для выкупа. Да и моряков с танкера тоже. А вот что будут делать с русской женщиной и мной? Вот в чем вопрос.

— Эй, мужик, можешь меня снять? — крикнул в темноту.

— Нет, эти сказали, что изобьют нас, если мы тебя снимем.

Ага, значит, есть чем веревки перерезать. Занятно.

— Слышь, мужик, звать тебя как?

— Гриша я. А мой друг — Денис. Англичанина звать Марком, итальянку Элли. Как русскую звать, не знаем, она еще ни слова не сказала.

— Давно вы здесь?

— Я и Денис давно. Месяца три, наверное. Марк — около месяца. Элли — три недели. Русскую привезли три дня назад. С ней еще мужик какой-то был, тоже молчал. Его забрали и обратно не привели.

— Все с вами ясно.

Наверху послышались голоса. Снова ничего не понятно. Что же это за язык такой? Потом услышал шаги и снова ко мне подошли трое с фонариком. Двое, те, кто курили и приходили до этого, один новый. Этот новый встал у входа и светил фонариком на меня и курильщиков. Одеты были теперь только в брюки, и без оружия. Они не курили, только один теребил спичку во рту. Один из них стал мне что-то говорить. На английском языке, но с каким-то ужасным акцентом. Из всего потока слов мое помутненное сознание уловило только «файт», то есть борьба или бой. Помотал головой.

— Не понял, — говорю на русском языке.

Тот, кто говорил, усмехнулся и ударил меня по лицу ладонью. Пощечина, так сказать.

— Все равно не понял, — повторил ему.

Человек повернулся, пошел в темноту. Человек у двери посветил туда фонариком. Курильщик подошел к Грише, пинком заставил того встать.

— Переведи ему.

— Они говорят, что ты физически развит. Они хотят, чтобы ты с ними дрался.

— Со всеми? — спросил я.

Мог бы и я их спросить, но буду прикидываться тупым.

Гриша перевел.