Шоу зловещих сказочников

22
18
20
22
24
26
28
30

— Тебя что-то мучает? Исчезновение второго человека?

— Не только это, — заметил Игорь и разложил перед Марковым несколько фотографий:

— Вот, посмотри: таким Радищев был, когда его схватили и доставили сюда. Вот он через два дня, а вот так выглядит сейчас. Точнее, выглядел утром, в семь часов. Теперь уже почти четыре.

— Фантастические изменения.

— У тебя есть этому объяснения?

— Он быстро стареет, поскольку не имеет энергетической подпитки. За несколько дней он проживает свои «недостающие» шестнадцать лет, из восемнадцатилетнего юнца превращается в зрелого мужчину.

— Станислав, а тебе не кажется, что на вид ему даже больше, чем тридцать пять?

— Возможно, процесс старения без новой энергии уже не остановить. Кстати, как его спина и ноги?

— С сегодняшнего дня он уже не может ходить, только сидит и стонет.

— Я так и думал. Он быстро превращается в инвалида. Он уже инвалид. Замечательный конец карьеры энергетического вампира.

— Его надо допросить. Но как это сделать? Радищев ведь не обычный преступник. При задержании его оглушили, а теперь приходится содержать в специальном изоляторе. Сотрудники заходят в камеру в масках, предварительно пустив туда усыпляющий газ. Никто не хочет рисковать, превращаться раньше времени в старика.

— Их понять можно. Неизвестно, на что он способен. И я, как врач, никакой гарантии бы не дал.

В глазах Теологова вдруг вспыхнул огонек:

— Хочешь посмотреть на него?

— Посмотреть?

— Через тонированное стекло.

— Спрашиваешь!.. А это возможно? Я ведь к вашему ведомству не принадлежу. Слышал, что Радищевым занимаются специально приехавшие из Москвы люди…

— Пошли! — перебил Игорь. — Уж кто-кто, а ты, дружище, имеешь право УВИДЕТЬ ЕГО.

Вид у некогда зловещего, неуловимого преступника был более чем жалкий: немолодой мужчина с быстро захватывающей волосы сединой, сидел в инвалидном кресле и стонал. Иногда стоны прерывались хриплым кашлем. Самыми страшными казались его глаза — полные безнадежности. Он не знал, что за ним наблюдают, а, может быть, знал, да ему было все равно. Он даже не пытался скрыть своей беспомощности, не вымаливал пощады, поскольку понимал: такому, как он, снисхождение не светит. Он просто мучился от бессилия, от все крепче сковывающей его болезни. Иногда стон прерывался проклятиями, которые Радищев изрыгал какому-то хозяину и его объятиям.

— У меня возникла идея, — сказал Игорь, — но хотел бы посоветоваться.