Высшая мера

Артур Янович, однако, и сам заговорил о другом. Его светлые глаза, с воспаленными красными жилками на белках, мягко и чуть озорно щупали собеседника.

— Вот что, дорогой, — улыбнулся Ласманис, — жениться тебе надо… да-да, не гляди на меня, как на помешанного, с головой у меня покуда все в порядке. Война войной, а жизнь должна продолжаться!.. — Ласманис сделал вид, что сердится. — А то ходишь… как этот…

Мартынов перехватил сердитый взгляд своего товарища и отпарировал:

— Ты на меня, Артур Янович, посмотрел так, будто на моей гимнастерке все пуговицы оторвались.

— Да ну тебя! — не на шутку рассердился Ласманис. — С пуговицами ты еще справляешься, как и всякий солдат. Женятся не для того, чтобы жена галифе стирала и шинель штопала. Нужно, чтобы была семья, дети.

Терентий Петрович чуть не сказал, что хоть Ласманис и считается женатым человеком, но и у него семьи, по сути, нет. Его жена — такая же подпольщица, как и он. То он в тюрьме, то — она. Тысячи километров и месяцы, годы разлуки между ними. И Мартынов тепло спросил:

— Мария Павловна, как и прежде, в Москве?

— Да, Мрия моя покуда там, — Ласманис так и сказал «Мрия», пропуская букву «а» и чуть растягивая это слово.

«Как прекрасно! — подумал Мартынов: — Мужественный латыш Ласманис женат на русской женщине-революционерке и называет ее по-украински Мрией, что в переводе означает мечта».

Глаза того и другого были задумчивы. Наконец Терентий Петрович сказал:

— Ты прав, наверное… Семья, дети… За них, за детей — свои ли, чужие — мы и боремся. За счастье будущих поколений. Авось и нас помянут добрым словом. Ну, добре, старина, чего-то отклонились мы с тобой в сторону. Пойду-ка посты проверю.

…Ничего полковник Айвазян от Никитки не добился.

Начал издалека: откуда родом? Где отец, матушка? Куда путь держит? А затем, осторожно и, как ему казалось, внезапно — вопрос о Мартынове.

И сразу же был сбит с толку. Паренек, вот те раз, не отнекивается, не юлит.

Более того, с расширенными, удивленно-радостными глазами Никита спросил:

— Где же он, дядя Терентий? — и уставился на Айвазяна.

За спиной полковника угрожающе кашлянул Шипилов. Айвазян не обратил никакого внимания на сотника, был всецело занят допросом мальчугана:

— Итак, ты, добрый молодец, не отрицаешь, что знаком с Мартыновым?

— Чего же мне отрицать? — пожал плечами Никитка.

— Это мне, скажу по чести, нравится. Есть оч-чень умная русская поговорка «за признание — полнаказания». А я тебе, малыш, обещаю и вторую половину снять. Слово офицера! Н-но, выкладывай все начистоту.