Высшая мера

22
18
20
22
24
26
28
30

Полковник, однако, не торопился. Слегка насмешливо глядел он на счастливого офицера, продолжающего стоять перед ним. Под этим взглядом Голышев вытянулся еще сильнее и снова козырнул. Вообще он старался последнее время походить во всем на полковника: ежедневно брился, следил за одеждой. Но Айвазян уже успел заметить на гладком, до блеска начищенном сапоге подпоручика след чьей-то ступни, «Сопротивлялся, стервец», — подумал полковник о мальчике.

Айвазяну сейчас, как никогда, хотелось действовать безошибочно. Все должно быть продумано. Ни одного промаха!

Ведь и так упущено многое. Пытаясь навести справки о Мартынове, полковнику удалось-таки узнать, что с тем был какой-то подросток. Но тогда Айвазян пропустил это мимо ушей. Ошибка его? Безусловно. Перед самим собой он был искренним до предела и отлично понимал теперь — события могли принять другой оборот, если бы не произошла эта осечка.

Сдвинув брови и тонко поджав губы, полковник произнес:

— Ха-арошо. Введите арестованного.

В ночном бою с налетчиками старый чекист Артур Ласманис был ранен в плечо. Мартынов старался как можно больше побыть рядом со своим старшим другом, с трудом выкраивая для этого драгоценные минуты.

Спасение банковского добра, понимал он, лишь половина дела. Нужно поскорее уничтожить деникинские гнезда и, по возможности, малой кровью. Лихие кавалеристы, гонцы полетели с донесениями в штаб. Это были надежные люди, и Терентий Петрович не сомневался, что поступает правильно, посылая их, а не теряя времени на установление связи с людьми, адреса которых дал ему в разведотделе товарищ Пучков.

Всякое бывает. Посылая разведчика во вражеский тыл, никто не может заранее предугадать все до тонкостей. Обстановка же сейчас сложилась так, что нужно было немедленно организовать охрану ценностей и эвакуацию их. И, конечно же, принять меры на случай повторного налета.

Солнце уже начало скатываться за горизонт. Мартынов, вытирая смятой фуражкой потный лоб, наверное, в десятый раз вошел в хату, где на двух шинелях прямо на полу лежал Ласманис.

И тот, тоже в десятый раз, спросил:

— Ну, как?

И Терентий Петрович подробнейше рассказывал, что им сделано или намечено сделать. Мартынов глядел на бледное лицо Артура Яновича и с гордостью, и с болью думал о нелегкой судьбе этого человека. Один из тех, кто делал революцию!..

Незаметно бросая ему в кружку лишний кусочек серого сахара, Мартынов мечтательно произнес:

— Еще немного, старина, и все будет преотличнейше. Раздавим всех этих Май-Маевских и Султан-Гиреев. Кстати, этот последний, видимо, из династии крымских ханов, не так ли?

Терентий Петрович знал, что Ласманиса не корми, не пои — дай поговорить об истории: уважал старый чекист эту науку и многое знал в ней. А сейчас так хотелось чем-нибудь отвлечь его хоть не надолго.

— Да, — улыбнулся устало Артур Янович, догадываясь об уловке своего друга. — Наверняка из тех же ханов. Один из его предков, будет тебе известно, некий Давлет-Гирей, в середине шестнадцатого века, точнее, в начале семидесятых годов, даже вошел в Москву и сжег ее.

— Да ну?! — искренне удивился Мартынов.

— Сжег все улицы, посады[5]. Уцелел тогда один Кремль. Произошло это при Иване Грозном. Народ поднялся, и у подмосковной деревни Молоди ханские полчища были разбиты…

Артур Янович устало откинулся на подложенную под голову фуфайку, вытер ладонью взмокший лоб, даже короткий разговор утомил его. Вероятно, ранение, потеря крови пробудили в нем те многочисленные тяжелые болезни, которые нажиты на царской каторге.

Мартынов хотел незаметно выйти, но Артур Янович поднял опущенные веки и рукой сделал слабый жест: останься… И тот послушно сел рядом. Но внутренне решил твердо, о делах больше ни слова.