Уполномоченный милиции Онуприенко был оглушен гирей. Как внутренне ни готовился к этому невозмутимый здоровяк, все одно не удержался от легкого вскрика, и тут же подосадовал на себя: согласно роли, он должен упасть беззвучно, как человек, мигом потерявший сознание. Толстенная папаха выручила, смягчила удар, и все-таки почувствовал парень, как теплая струйка крови скользнула за ухом, покатилась. А он лежал недвижный, в меру напуганный, но, главное, довольнехонький, что задание выполнил, да к тому же не послушал некоторых советчиков. А советовали ему на полном серьезе надеть под шинель нечто вроде кольчуги. Совет в общем-то добрый. Но один притащил лист кровельного железа, другой — огромную крышку от кастрюли: на, мол, друг сердешный, прикрепи, и никакой удар ножа тогда не страшен.
Прижимая окровавленную голову к холодной, ночной траве, Онуприенко думал: «И правильно же, что отказался я. Бой что? Закончится, и война уся закончится, а смех надо мной по всей Кубани раздаваться будет — про то, как с кастрюлей на грудях стоял».
Он ощутил, как крапива обжигает ему руки, и обрадовался: сознание, значит, не угасает, кровь, видать, сочится не так уж и шибко…
И еще Онуприенко инстинктивно нащупывал под одеждой наган, готовясь в любой миг внести и свою долю свинца — ударить по налетчикам.
«Вот только бы ненароком своих не задеть!» — подумал уполномоченный милиции, вытягивая вперед правую руку.
Фонарь нервно плясал в руке прапорщика Скибы…
Во всех делах, подобных этому, прапорщик был правой рукой сотника Шипилова и, надо сказать, в проигрыше не оставался. Неграмотный, в настоящих боях участия не принимал, а вот оно — выбился «в люди»: погоны младшего офицера и, главное, тугой кошелек. Шипилов понимал, что делиться надо не только с высоким начальством, но и с тем, кто непосредственно возглавляет исполнителей. Даже сейчас сотник оставался где-то сзади, а Скиба крадучись, как рысь, боком продвигался по скрипучему коридору.
Он, этот опытный налетчик, чутьем угадывал неладное. И в правой руке его, почти на таком же уровне, что и фонарь, сизо поблескивал маузер.
Мартынов коротким ударом выбил из рук бандита оружие, в тот же миг звякнуло стекло, все погрузилось в темноту. Еще не прозвучал ни один выстрел, и только удары да стоны раздавались вокруг. Уверенность деникинцев в легком успехе разбилась вдребезги. Это вызвало панику и одно-единственное желание: поскорее унести ноги. Но и это было делом нелегким.
— Вперед! — прокричал Ласманис, преследуя бандитов.
Те вылетели из здания, сбивая с ног друг друга. Послышались испуганные возгласы: «Измена!.. Измена!..» В довершение ко всему на дороге, где, казалось, никого нет, в них полетела граната, не одного скосили осколки…
А когда за станицей, у развилки, где спасительно близко синела степь, застрочил пулемет, стало уж совсем ясно, что это — ловушка.
Уйти удалось не многим.
Сотник Шипилов был ранен в ухо. Ранение легкое, пустяковое, но сколько ни расходовали бинтов, кровь продолжала просачиваться. В таком-то виде, с огромной марлевой розовой шишкой справа, он стоял перед полковником Красильниковым.
Заря уже поднялась над рощицей. Было зябко, неуютно. О том, что из всего отряда вернулась лишь горстка людей, первыми узнали часовые.
Сейчас они перекликались друг с другом, топали сапогами, стараясь показать, как они ревностно несут службу. Только бы не попасть под горячую руку начальства!..
— Ну-у? — зловещим шепотом спросил Красильников у сотника. — Где же ваш золотой вклад в дело спасения Отечества, как вы изволили выразиться? И где мои люди? Отвечайте, сотник.
Шипилов молчал, задевая плечом свисающий кровяной клубок на правом ухе. «Ваш» вклад… «мои» люди… Так всегда, понимал он, отчитывают неудачников. Наверное, он посмел бы оправдываться. Но сильно кружилась голова. И сотник проронил лишь одно:
— Всякое бывает в нашем деле, господин полковник.
Он не подчеркнул слово «в нашем», не делал попытки, как совсем недавно, панибратски разговаривать с полковником. Но на сердце у того уже кипело благородное негодование. Вытирая дамским кружевным платочком вспотевший лоб, Красильников мысленно выстраивал четкие фразы, собираясь ими стереть в порошок нерадивого холопа.
ebooksa