Овернский клирик

22
18
20
22
24
26
28
30

У костра повисло молчание. Я уже замечал, что брат Ансельм запоминает весьма странные басни. Почему бы не рассказать о вороне и лисице? Или хотя бы о волке, попавшем на псарню?..

– Анжела, – наконец начал я. – Завтра эта орда доползет до замка. Ты успеешь обернуться за ночь туда и обратно. Уходи! Не оставайся с ними! Даже если ты им чем-то обязана.

Девушка не ответила, и я понял – она не уйдет. Она будет с ними до конца. С демонами. С косматыми чудищами.

– Ну, не понимаю! – не выдержал я. – Ты надеялась, что д’Эконсбефы помогут твоему отцу. Но сейчас они ничего не смогут сделать! Не лучше ли попытаться иначе? Почему ты должна быть с ними?

Анжела улыбнулась, покачала головой и встала:

– Прощайте, святые отцы. Может, вы не худшие из стада, которое носит ризы… Ансельм, если меня будут сжигать, не подноси факел. Мне будет больно.

Итальянец открыл рот, но так и не решился ответить. Девушка поклонилась мне и Пьеру, затем кивнула Ансельму и внезапно, быстро наклонившись, поцеловала его в губы. Парень дернулся, но Анжела уже запахнула плащ и шагнула в темноту.

– А ты, брат Ансельм, большой грешник есть, – задумчиво проговорил нормандец. В ответ прозвучало:

«Заткнись!» – причем не на латыни, а на прекрасном «ланго си». Я решил не вмешиваться, ибо богат и могуч великий итальянский язык.

6

Где-то около полудня мы услыхали крики. Они доносились спереди, от головы колонны. Дорога, по которой мы двигались, была незнакома, но я прикинул расстояние и понял – авангард достиг замка.

Я не ошибся. Вскоре повозка выехала на опушку, и мы тут же узнали знакомые места. Гора, мрачные стены, зубцы могучих башен, пересохший ручей, слева – дорога, которой мы шли из Артигата. Правда, кое-что изменилось. Теперь все подножие горы было заполнено сотнями доблестных епископских ратников. Толпа запрудила долину, некоторые уже перебрались через ручей, хотя мостик оказался предусмотрительно разобран. Итак, началось.

Издалека было трудно разглядеть подробности, но глазастый Ансельм приложил руку ко лбу, защищаясь от яркого летнего солнца, вгляделся и хмыкнул:

– На стенах воины. Много.

Пьер всмотрелся и согласно кивнул:

– Воинов немало есть.

Глаза у меня уже не те, и я решил воспользоваться чужими. Оглянувшись, я незаметно взял братьев за руки. Последовал удовлетворенный смешок итальянца:

– Ну конечно! Брат Петр, твой земляк с шестью пальцами мог такое?

Нормандец лишь вздохнул. Ансельм осторожно освободился от моей руки, всмотрелся и снова прикоснулся к моим пальцам:

– На стенах никого нет, – зашептал он. – И ограда… Она кажется новой.