– Эй, Выбейглаз! Тащи свою задницу! Его милость заждались!
Призыв был услышан. В люк протиснулась чья-то громоздкая фигура.
– Живо! А то возимся тут…
Выбейглаз – огромный бородатый мужик с черной повязкой на лице – волок с собой нечто дымящееся, исходящее чадом. Жаровня…
Тут же появился молоток, меня толкнули к стене.
– Примерь-ка браслеты, по-о-оп! В самую пору буду-ут!
Горячее железо обожгло. К счастью, Выбейглаз подзабыл кузнечную науку, и «браслеты» жали не особо сильно. Однако сковали меня на совесть – руки, ноги, вдобавок тяжелая цепь, тянущаяся к стене.
– Ну, бывай, поп! Может, какие просьбы имеются?
Вопрос сопровождался хохотом, но я предпочел воспринять его серьезно:
– Книгу дайте!
– Чего-о?! – бородачи возмущенно переглянулись. Наконец один пожал плечами:
– Хрен с ним! Потом вместе с ним и закопаем! Эй! Книгу его милости!
Наверху протопали тяжелые башмаки, и в люк упал многострадальный «Светильник».
– Грамотный! Тот поп, что перед тобой был, все исповедаться хотел! Знаешь такого? Умберто его звали.
Бородачи деловито проверили цепи и начали подниматься наверх. Затем лестницу убрали, хлопнула крышка. Я остался один, если не считать, конечно, творения отца Гонория…
Того, кто обживал подвал до меня, звали Умберто. Вот, значит, как закончил свои дни посланец Его Высокопреосвященства!
На полу я нашел глиняный кувшин с водой и оловянную миску – пустую. Впрочем, ни есть, ни пить не хотелось. Меня интересовали лишь два обстоятельства – через сколько дней меня собираются закопать и насколько эти друзья народа бдительны.
2
Ночь пришла быстро. Меня никто не беспокоил, и я успел, как и надлежит узнику, обстоятельно обследовать свою тюрьму. Правда, я мог двигаться лишь в пределах двух шагов, насколько позволяли цепи. Но этого хватило. Итак, подвал – самый обыкновенный, зато прочный и весьма сырой. Цепи успели покрыться обильной ржавчиной, цемянка на стенах начала отставать, обнажая грубый камень. Окошко оказалось очень узким, да и находилось слишком высоко. Камень, железо, цемянка… Только люк в потолке был деревянным, но дотянуться до него не представлялось возможным.
Да и зачем? Наверху то и дело бухали ножищи – стража на месте.