Владыка Пустыни… Я все еще не мог осознать случившееся. Сколько же лет должно быть маленькому Андре? Двадцать два, если бы он был жив. Но… Он жив! Господи, дай мне это понять! Дай мне сообразить хоть что-нибудь!
Я поглядел на недоумевающего Карачиолли – Седого Карачиолли.
– Лодовико… Понимаешь, я думал, что жизнь кончена. Кончена – давно, еще тогда… Я думал…
– Ну и укатали тебя твои монахи! – широкая ладонь вновь хлопнула меня по плечу. – Чего ты мелешь, старый пень?
– Не знаю, – я попытался улыбнуться. – Сам не знаю, Лодовико… Что же мне делать?
Ответом был выразительный жест.
– Совсем спятил, Андре? Завтра же мы с тобой на коней – и во Флоренцию. Там ты пошлешь своего Орсини подальше и сядешь на корабль. Закис ты тут, малявка!
Карачиолли всегда все было ясно. Но он прав – завтра же мы поскачем в Италию, но не во Флоренцию, а в Рим. Я должен увидеть Его Святейшество! Я должен убедить, объяснить, напугать – что угодно! К хворосту, собранному монсеньером Орсини, не должны поднести факел! А потом… Но я боялся думать про «потом». Еще успею. Обязательно успею! Жизнь не кончена, она оказалась такой длинной!
…Перед сном – странно, в эту ночь мне все-таки захотелось спать, – я решил зайти к моим ребятам. Наверное, они тоже не спят.
Я не ошибся. Сквозь приоткрытую дверь доносился уверенный голос Пьера:
– Я этого брата Жеанара учить! Я его учить-воспитывать телесно! Он все записи путать…
– Да гони ты его в три шеи! – отозвался Ансельм. – Разберешься с делами – и пошли подальше. Тебе нужен настоящий викарий.
Я улыбнулся – нормандец быстро входил в образ. Надо будет найти хорошего лекаря для Ансельма – с ногой у парня совсем плохо.
– А я тебя взять, брат Ансельм, – послышалось довольное хмыканье. – Ты моим вилланам про Платона говорить-рассказывать!
Этого я уже выдержать не мог.
– Брат Петр! – воззвал я, открывая дверь. – Во имя Святого Бенедикта, не забывайте о глаголах! Вы же теперь епископ!
1
2