Ола

– Да пойдемте же!

А я так и не понял, обругал этот Адонис ее сиятельство – или похвалил?

– Алонсо Торибио-и-Ампуэро-и-Кихада… Нет, не слышала.

На этот раз разговаривать в комнате довелось. Мрачной такой, темной тканью обитой. И окошко маленькое, словно бойница. Вот ведь диво! Бывал я в домах у сиятельств всяких, даже у светлостей бывал (у того самого герцога итальянского). Так там у каждой дамы – комната с эстрадо [40], с коврами да с подушками. А тут словно узилище какое.

– Род моего мужа в свойстве с Ампуэро, но те живут в Леоне, а этот сеньор, вы говорите, из Эстремадуры…

Ее сиятельство изволили в кресле восседать, мне же скамейка досталась. Но все-таки усадила! Это мне понравилось даже. И что на «вы» – тоже понравилось.

– Сеньора Брантес-и-Энрикес наша дальняя родственница. Она – человек добрый, наверно, и в самом деле пожалела этого рыцаря…

Замолчала, куда-то вверх поглядела.

– Но в любом случае мы, само собой, поможем. Не по-христиански бросать человека на дороге, тем более защитника нашей Кастилии… Да, конечно.

Нельзя сказать, чтобы сомнения мои совсем развеялись. Но все же поменьше стали. Кажется, барынька в маске и в самом деле думала моему Дону Саладо пособить. Бывает же иногда, чтобы без подлости обошлось!

Редко, правда…

– У нас есть хорошие лекари, в том числе по душевным болезням. Увы… Вы же видели моего мужа.

Ап!

Кивнул я, с ее сиятельством соглашаясь, а сам глаза незаметненько опустил. Взгляд чтобы не выдал.

Зря ее сиятельство меня за собачку принимает. Впрочем, собаки – они тоже умные.

По каким таким душевным болезням лекарь? Ведь я ни о чем подобном и не говорил! Про руку сухую сказал, про то, как бомбарду разорвало, сказал…

А я чуть было Галатее этой не поверил!

Знает. Все знает!

Эх, зря я сюда сунулся!

– Так где, вы говорите, Игнасио, оставили сеньора Кихада?