Ола

– Разве не ведомо вам, сеньоры, что по обычаю, королем Родриго Старым признанному, негоже казнь вершить, ежели человек вины своей не признает?…

В стременах привстал, руку свою худую к небу поднял. А у меня руки, наоборот, опустились. И ведь сделать ничего нельзя! Был бы рядом, с коня стащил. Атак… Ох, плохо сейчас дядьке будет!

И действительно – зашевелились альгвазилы, сморчок-судейский насупился, пальцем старшого стражи подманил. Да и народ хмуриться начал. Такого зрелища лишают!

А рыцарю моему – хоть бы хны!

– Согласно же обычаю короля Родриго Старого, каждый вольный кастилец, сеньоры, вправе защитить свою честь ордалией, то есть судом Божьим, и в том препятствий ему чинить не след.

Окружили альгвазилы моего Дона Саладо. Зажмурил я глаза…

– Отчего же не поступить нам так и сейчас, добрые севильянцы?

Негромко ответил голос – женский, приятный такой. Но от голоса этого толпа в камень обратилась.

Поглядел я…

Она!

Рыжеволосая, на белом аргамаке, в платье черном с воротником высоким, серебряным…

Изабелла!

Слетели шапки, склонились головы, кое-кто на колено опустился – ежели место было, конечно.

– Вам же, сеньор, спасибо, что напомнили нам об обычаях наших славных, кастильских, блюсти кои есть наш непременный долг!

Ее Высочество Изабелла Трастамара улыбнуться изволила. Дону Саладо, рыцарю моему улыбнуться. Слетел идальго с коня, копье уронил, на колено бухнулся…

– Встаньте, сеньор, встаньте! А вы, сеньор ассистент, распорядитесь…

О чем да как – и слушать не стал. Локти сами собой заработали. Хорошо еще, толпа к помосту подалась, так что я мигом в месте нужном оказался.

– Ну, рыцарь!

Смотрю я на него – и чего делать, не знаю. То ли по шее двинуть, то ли обнять. А Дон Саладо… Цветет Дон Саладо, сияет.

– Вот видишь, Начо! Жива еще Старая Кастилия! Живы обычаи славные!