Ола

22
18
20
22
24
26
28
30

Пожевал губами Дон Саладо, снова кивнул.

– Вот и хорошо, – вздохнул я. – Записку – ему лично. Сеньор Берарди вам должен кое-что. А на эти деньги снарядите каравеллу – или две, ежели захотите. Только за море-океан не плывите, нечего там делать. В Португалию поезжайте, дом купите, садик с мандаринами, ну, и книжек побольше – про Ланчелоте всяких. Вы ведь с реки Тахо, правда? Так там тоже Тахо, только зовется чуть по-другому – Тажо. Почти рядом с домом своим бывшим жить станете. А ежели скучно будет, голубятню заведете – или зубочистки строгать приспособитесь [62]. Только поспешите, лучше всего завтра поутру идти, не позже. Запомнили?

Подождал я, пока рыцарь мой вновь бородой-мочалкой своей мотнет, – и дух перевел. Легко-легко мне стало – почти так же, как в селде темной, когда я последний узел развязал.

…Не Супреме же денежки мои кровные отдавать! Они бы и рады проглотить, да не дурак же я, чтобы на свое имя счет у Берарди открывать. Несколько циферок, несколько буковок – поди поймай!

– Запомнил я, Начо, – подумав изрядно, молвил идальго. – И не перепутаю, и деньги получу сполна. Однако же хоть и почитают меня безумцем, хоть и смеются надо мной порою, но все же хватит разума моего, чтобы понять нечто. Хоть бы то, что не должен мне сеньор Берарди даже полмараведи…

Встал Дон Саладо, плечи костлявые расправил:

– Или думаешь ты, Начо, что оставлю тебя тут одного? Или не побеждали мы с тобою полчища злодейские и козни колдовские? Или я, рыцарь, брошу своего эскудеро, собрата моего по доблести и чести?

Фу-ты! Даже стыдно мне стало на миг малый. Вначале стыдно, а после злоба взяла. Не на него, ушибленного, на себя.

– Не эскудеро я, ваша милость! Пикаро я! Вор морской, да шпион, да убийца. Колесо по мне плачет, и верно, что плачет. А вы уж извините, сеньор, что связался я с вами на вашу голову, ровно бес какой с младенцем. А деньги, как до Португалии доберетесь, можете нищим, что на паперти тоскуют, раздать. Только за душу мою поминовение не заказывайте – не поможет. Ни хрена мне уже не поможет – ясно?! Ясно, умник благородный?

Шепотом сказать думал, а вместо этого проорал. Во всю глотку, словно и вправду мне пятки прижгли. Проорал, собственным криком задохнулся.

Ничего мне не ответилСлавный рыцарь Дон Саладо,Поглядел – спокойно этак,Подошел, за плечи обнялУцелевшею рукою.Что за притча? Вроде плачу?Так не плачут ведь пикаро!А идальго улыбнулся,Бородой качнул, мочалкой:«Все в порядке будет, Начо.Ни к чему нам зубочистки.Был бы меч – найдем дорогу!»

Долго мы с ним на чердаке-донжоне сидели. А куда еще, в самом деле, идти было? Сидели, о том о сем толковали. То есть не мы – он толковал, как и обычно, а я молчал больше. Слушал, соглашался. Да какой смысл спорить? Железный он, мой рыцарь, хоть и калека. Все одно ему, что копьем разить – мельницу ветряную или Супрему, главное – за справедливость чтобы. Таким уж уродился – несгибаемым, ровно лом какой.

Одно хорошо – сильно ему за море-океан захотелось. И все он, рыцарь беспокойный, продумал, все обговорил с нидерландцем-антверпенцем. Ясное дело, сеньор ван дер Грааф – тоже с тараканами в башке. Только Дону Саладо все больше великаны с василисками свет застят, а кормчему этому – змеи морские с русалками. А пуще всего – земли неведомые.

Вот и спелись, умники! Ван дер Граафу, видать, страх как не захотелось в собственной постели помирать. А может, и по нему петля плачет? Знаю я этих нидерландцев!

В общем, не стал я возражать, согласился. Уплыть с ними вместе, в смысле. Вот дней через пяток подгонят они каравеллу, «Стяг Иисусов» которая, прямо к пристани, где мы с сеньоритой Инессой рекой любовались, протопаем мы с ним вдвоем по сходням, из Саары ребята конька его, Дона Саладо, подгонят вместе с моим Куло ушастым – чтоб веселее нам до Терра Граале плыть было…

…Что же это за каравелла, ежели через бар, что возле устья, пройти сможет? Да на ней только Куло моего перевозить, и то жалко.

Потонет!

Но не спорил я – обещался. И к пристани прийти, и вещички собрать. Может, и вправду повезет идальго моему. Уплывет он из Кастилии куда подальше. И от Кастилии подальше, и от Трибунала Святейшего. Авось не потопит его сеньор ван дер Грааф. Поплавают с недельку, оголодают – да свернут куда-нибудь. Хоть в Антверпен, хоть в Лиссабон.

А чего я еще мог сделать? Что ни говорю – ему словно горох об стенку, рыцарю этому. Даже намекнул, что пора-де мне, эскудеро славному, о посвящении подумать. В рыцари, в смысле.

…Так ведь подумали уже – и без Дона Саладо. При всех посвятят – на эшафоте. Или у столба на Кемадеро.

Посидели мы, значит, потолковали, взглянул я в окошко, что на площадь Ареналь выходит. Взглянул, руками развел.