– Нет, конечно. «Сетература» – аналог всегда существовавшему рукописному «самиздату». Маленький мирок, там свои идолы, свои отношения. Но с Книгой пока тягаться рано.
– Что бы вы пожелали молодым людям, увлекающимся компьютерными играми и Интернетом?
– Увлекаться и дальше.
– Откуда в ваших произведениях появились дхары – и куда исчезли? Ведь раньше они действовали практически во всех эпохах…
– Дхары появились при работе над «Оком Силы». Они – «потомки ангелов», представители нечеловеческой и дочеловеческой цивилизации. О существовании таких цивилизаций я упоминал неоднократно, поэтому мои любимые дхары появлялись на страницах многих моих книг. Настолько часто, что мне стали советовать вызывать дхаров пореже. Но, думаю, как только появится повод, они вновь будут тут как тут.
– Вы 25 лет работаете в университете и уходить оттуда не собираетесь. Что вас там держит – научная работа или общение со студентами?
– Прежде всего, конечно, общение со студентами и коллегами. Научной работой можно заниматься и дома. А вот без общения не просто закиснешь, но и станешь деквалифицироваться.
– Вы неоднократно заявляли, что мир с каждым годом и столетием становится хуже. Преподавательский опыт утверждает вас в этой мысли?
– Вероятно, я не очень точно выразился – или меня не совсем поняли. Мир не становится хуже «вообще». Он меняется, поэтому людям, привыкшим к данности, начинает казаться, что все плохо, то есть непривычно. Человек тоже меняется мало, иное дело, что он, человек, «злая бесхвостая обезьяна», сам по себе не очень симпатичен. Преподавательский же опыт убедил меня лишь в том, что с каждым годом наша средняя (очень средняя!) школа работает все хуже. Детей грабят – забирают у них то, что они просто обязаны получить. А потом мои бывшие студенты идут в школу учителями… Но это отдельный и очень грустный разговор.
– Увеличение количества книг вы считаете признаком децивилизации, начало книгопечатания – злом. Кажется ли вам пагубным для культуры увеличение количества писателей?
– На фоне того, что творится сейчас, это не беда. Пусть себе! Мое мнение ничего не может изменить. И не только мое мнение. То, что происходит, – глубоко объективный процесс, изменить который невозможно даже с помощью Машины Времени. Люди свернули «не туда» даже не при Гутенберге, а несколько тысяч лет назад, в ходе Неолитической революции. Избранная меньшинством модель развития (земледелие, города, государство) была навязана всем остальным. А ведь возможны были куда более обещающие и интересные пути.
Что касаемо книгопечатания, то об этом лучше всего написал Виктор Гюго в «Соборе Парижской Богоматери». Спрячусь за классика.
– Если бы книги по-прежнему переписывались от руки – какая из ваших, вы считаете, получила бы шанс попасть в руки максимального числа читателей? За какую лично вы «болели» бы?
– «Болел» бы я за все свои книги. Иное дело, от книг в допечатное время ждали немного другого, чем сейчас. Но, уверен, некоторые книги охотно бы переписывали. Так и представляю студентов университета, гусиными перьями переписывающих, скажем, «Око Силы». Разделили текст на двадцать частей, прикупили чернил…
– Герои ваших книг, написанных от первого лица, вполне симпатичны – как и положено таким героям. Адам де Гуаира, Начо Бланко, Франсуа Ксавье дю Люсон – все они люди, которым легко сопереживать. Бесплотный и безликий «голос за кадром» из «Спартака» мудр и доброжелателен. И лишь харьковский археолог Андрей, с которым легче всего проассоциировать автора, – желчен, скептичен и вообще неприятен. На творческих встречах вы объявляете себя «злым Валентиновым» – и ведете себя соответственно. При личном же разговоре вы не производите впечатления злого – да и, похоже, не стремитесь. Почему же вы стараетесь создать такой публичный имидж? Чтобы избежать «десакрализации» себя как писателя, отделиться от толпы? Чтобы получить возможность высказывать самые непонятные окружающим взгляды, не доказывая каждый раз, что это не сиюминутный эпатаж, а продуманная позиция? Или просто не хотите, чтобы лезли в душу, – все-таки писатель постоянно на виду и мало ли кто полезет?…
– Сначала об имидже. Как я стал «злым Валентиновым», сам не помню. Вероятно, тут была доля шутки, но истина в том, что ее, истину, я стараюсь защищать всеми силами. Когда при мне, скажем, начинают ругать или хоронить фантастику, сдержаться трудно. Вот тогда я и становлюсь злым, причем без всяких кавычек. Как писал замечательный киевский писатель Борис Штерн: «Козлов много!» Так лучше в такой козлиной компании я буду волком в черном френче.
Что касаемо героев книг, то их часто отождествляют с автором, особенно если рассказ ведется от первого лица. Конечно, автор очень много «дарит» своим героям, но все же не становится ими.
Герой «Созвездья…» – типичный археолог. И не просто археолог, а археолог в экспедиции. Экспедиция же – фронт, к счастью, бескровный. Солдат красивым не бывает, командир не бывает добрым. Вернувшись домой, мой герой, конечно же, изменится и станет совсем другим. Но на войне – как на войне.
– Касательно романа о Харьковском университете: когда, хотя бы примерно, можно надеяться его прочитать? Вы говорили, что ваши студенты раскопали уже минус три этажа из семи – следует ли ожидать окончания археологических изысканий? И что они там накопали – если, конечно, это можно хоть немножко рассекретить?
– Рассекречивать рано. Работа этих смелых людей достаточно опасна – и не только из-за подземных вод. Люди бросили вызов Тайне, которую хотят сохранить уже больше полувека. Поэтому не станем спешить. Роман будет, обещаю.