Дезертир

22
18
20
22
24
26
28
30

– Где вы все были весной 89-го? Тогда все можно было устроить без крови. Как мы все тогда надеялись! А теперь – поздно. У всего есть свои законы, гражданин «аристо». У Революции – тоже. Волна дойдет до конца – и лишь потом начнется откат. Надо сделать так, чтобы уцелело хоть что-нибудь. Неужели вы думаете, что сможете вернуть старый порядок? Его уже нет, есть новая страна и новые люди…

– И эти «новые люди», господин Дантон, скоро захотят прикончить вас, – перебил я. – И вам придется бежать без оглядки из этой вашей «новой страны»!

– Францию не унесешь на подошвах сапог! – Титан выпрямился, и мне стало не по себе от его взгляда. – Я останусь, черт побери! Меня можно убить только вместе с Революцией! Я – Жорж Дантон, сударь! Эти шакалы не посмеют…

Мне было что возразить, но я внезапно заметил – Демулен и Вильбоа стоят рядом, вслушиваясь в каждое наше слово. Камилл был бледен, губы Шарля беззвучно шевелились, словно он хотел что-то сказать, но не решался.

Титан улыбнулся, грузно шагнул вперед, обнял друзей за плечи:

– Смелее, смелее, старые кордельеры![38] Мы еще повоюем! Мы покажем этому господину, что такое люди 92-го года! А если придется подохнуть, то умрем не хуже, чем добрый санкюлот Иисус! Мне ведь как раз тридцать три, правда, Камилл?

Странно, но в этот миг он не показался мне святотатцем. Словно этот адвокат из Арси-сюр-Об имел право сравнивать себя с Тем, Кто когда-то пришел к людям, чтобы спасти всех Своей кровью…

Чтобы не опоздать, я прибыл к кладбищу Невинноубиенных Младенцев заранее и теперь неторопливо прогуливался возле ворот, радуясь, что догадался купить теплый шарф. Очередной день месяца фримера выдался поистине зимним. Под ногами потрескивал лед, покрывавший замерзшие лужи, а из низких туч неспешно падали колючие снежинки. Да, рано начинается зима в этом году – от Рождества Христова 1793-м, от основания же Республики, Единой и Неделимой, – Втором…

Шарль появился внезапно. Почему-то думалось, что он подъедет в фиакре, но Вильбоа просто вынырнул из-за ближайшего угла, причем так быстро, что я даже вздрогнул от неожиданности.

– Заходил в местный Наблюдательный комитет, – пояснил он, когда мы обменялись приветствиями. – Надо было зарегистрировать пропуск. Граждане попались весьма бдительные, но подпись Жоржа их успокоила… Вы уверены, что мы поступаем верно?

Я пожал плечами:

– Если мы решили распутать это дело, то пока другого пути нет. В конце концов, наберетесь впечатлений для очередной статьи… Кстати, что это у вас?

«Это» висело у пояса. Шпага – короткая, в темных кожаных ножнах. Вильбоа несколько смутился:

– Я подумал… Наверно, смешно выгляжу?

– Отнюдь! – я невольно улыбнулся. – У вас очень воинственный вид. Так и хочется назвать вас «де Вильбоа». Разрешите?

Эфес пришелся как раз по руке. Внезапно я понял, что соскучился по тонкому стальному жалу. Рука дрогнула, и я еле удержался, чтобы не сделать выпад – быстрый, неотвратимый, как меня когда-то учили. Да, я умел фехтовать! Я очень хорошо фехтовал когда-то, и теперь тело само напоминало об этом…

– Испанская, – сообщил я, возвращая шпагу. – Похоже, середина прошлого века. Хороша в ближнем бою, но против настоящей итальянской слабовата.

– Вас ничем не удивишь, Франсуа, – развел руками Шарль. – Действительно испанская, еще моего прадеда… Мы что, ждем кого-то?

– Нашего друга из прерий, – напомнил я. – И если я не ошибаюсь, этот фиакр…

Фиакр неспешно вынырнул из-за угла. Послышалось громкое «Тпру-у!», коляска остановилась…