– Недоумки! Господи, какие недоумки!
Спорить я не стал. Между тем гражданин Леба вновь надел очки и достал чистый лист бумаги.
– Прошу извинить, гражданин! Сейчас я оформлю ваше освобождение…
Я невольно задумался. Проще всего поступить именно так, но проще – не всегда значит правильнее…
– Погодите, гражданин Леба! Вы, наверно, уже догадались, что я и есть – контрреволюционер и заговорщик Люсон.
– Мне о вас рассказывал гражданин Шовелен, – улыбнулся комитетчик. – Я догадывался, что вы в Париже, но…
– А теперь представьте, – перебил я, – вы арестовали контрреволюционера и заговорщика Люсона. Это видела половина Парижа. Заговорщика привозят в тюрьму – и отпускают. Что скажут другие заговорщики, с которыми этот «аристо» знаком? Мне предстоит встреча с людьми д"Антрега…
Да, лишние вопросы мне не нужны. А они, конечно, будут – и у лейтенанта Сурда, и у других. Из тюрем Республики, Единой и Неделимой, просто так не выходят.
Леба помянул черта, чертову мать и все их потомство. Было заметно, что комитетчик изрядно расстроился.
– Но… Что же делать, гражданин Шалье?
Я вновь задумался. Можно, конечно, тихо исчезнуть, но тогда вопросы возникнут у других. Например, у моего чернявого знакомого…
– Вот что, – решил я. – Отправьте меня в одиночку. И позовите гражданина Амару. Пусть придет завтра утром…
Одиночка оказалась размером со средней величины гроб, однако большего мне и не требовалось. Я постелил плащ на твердый лежак и устроился со всеми удобствами. Странно, но вид узилища неожиданно взбодрил. Может, потому, что попавшему сюда легко на время забыть обо всех проблемах, кроме одной – как выбраться. Задерживаться здесь я не собирался, но следовало продумать, как использовать этот нелепый арест с наибольшей пользой. В конце концов, говорят, даже змеиный яд целебен. Значит, из пребывания в Сен-Пелажи тоже можно извлечь выгоду. Пусть и небольшую.
Днем меня не тревожили, зато ночью я услыхал стук. Стучали в стену – удар, короткий промежуток, затем еще, еще. Вначале я удивился, а потом вспомнил – арестантская азбука! Тот, кто взывал ко мне, оказался настойчив, и я, дабы не прослыть невежей, ответил: удар, пауза, еще удар, еще. Похоже, там, за стеной, обрадовались, поскольку стук возобновился с утроенной силой. Увы, этим языком я не владел, поэтому не без сожаления отказал себе в дальнейшем общении с соседями. Остаток ночи ушел на иных соседей – крыс, решивших освидетельствовать нового жильца. К утру я окончательно убедился, что разговоры про тюремную скуку – не что иное, как злостная ложь. Скучать здесь явно не приходится.
Амару появился не утром, а ближе к полудню. Я уже начал скучать, но вот наконец двери отворились, и небритый надзиратель, позвякивая связкой ключей, повел меня в канцелярию, где уже ждал чернявый.
– Республика, Единая и Неделимая! – воскликнул я, с удовлетворением заметив, что вид у комитетчика весьма удрученный.
Гражданин Амару скривился, словно я помянул по меньшей мере черта.
– Шутите? Самое время!
– Отчего же? – возразил я, присаживаясь на колченогий табурет. – Сколь славно пострадать за отечество!
– Я бы этому Шометту башку оторвал! – Кулак чернявого врезался в стол. – Мы же его, ублюдка, предупреждали! Ни одного ареста без нашей санкции!