Я обнял ее, девушка вновь застонала, всхлипнула:
– Я все делала правильно! Почему? Господи, почему?!
Ответить было нечего. Вернее, у меня было что сказать, но едва ли бы это помогло. Гальваническая батарея и стальной стержень – слабое орудие против Силы, которой Юлия попыталась бросить вызов.
– Вы сделали все, что могли… – начал я, но девушка резко мотнула головой:
– Нет. Я в чем-то ошиблась! Эта девочка могла бы жить! Понимаете? Жить!
– Понимаю.
– Ни черта вы не понимаете! – Юлия рванулась, подбежала к батерее и резким движеним дернула какой-то рычаг. Гул стих, мелькнула последняя искра, и в часовне наступила тяжелая, вязкая тишина. Я подошел к мертвой девочке и укрыл тело простыней.
– Вы курите? – резко бросила Юлия. – Конечно, курите! Дайте одну папелитку и убирайтесь. Мне нужно работать!
Я достал из кармана коробочку с папелитками и вдруг понял – гражданке Тома нельзя оставаться здесь. Какой бы железной ни казалась мадемуазель доктор, она всего лишь двадцатилетняя девушка, которая может изображать бесстрастного ученого перед гражданином Альфонсом д"Энвалем, но не передо мной. Сейчас я уйду, и Юлия останется одна наедине с телом той, которую не удалось спасти…
– Гражданка Тома, у вас есть часы?
Часами я так и не обзавелся. Девушка порылась в кармане пальто и сунула мне серебряный брегет.
– Собирайтесь! Как раз успеем на второй акт…
Она не поняла, но я уже направился к ближайшей лампе.
– Что вы делаете?
Я погасил фитиль.
– Снимайте фартук, и поехали. Саквояж можете оставить здесь. Где замок?
– Но…
Погасив лампы, я вытащил Юлию наружу и занялся замком.
– Куда… Что вы себе позволяете? – возмутилась наконец девушка, но я крепко взял гражданку Тома за руку и потащил к выходу.
– Пустите! – рванулась она. – Вы… Я…