Нет, сезам не отворился. Фамилия – неизвестная, ничего мне не говорящая – Дюпле. Просто Дюпле – без имени и адреса…
Свеча догорела. Я не стал зажигать новую, хотя следовало еще раз прочесть записи и, запомнив, превратить их в пепел. И эта надежда не оправдалась. Странно, я почему-то не расстроился, словно знал все заранее. Наверно, потому, что давно понял: путь на серое небо не будет легким. Идти придется долго, а я уже устал. Господи, как я устал!..
Ночью дверь бесшумно отворилась – и тень, черная с головы до пят, проскользнула в комнату. Я был готов и, не зажигая света, передал призраку запечатанный пакет. Кажется, он пытался что-то сказать, но мне не о чем было говорить с бароном де Батцем. Дождавшись, пока тень исчезнет, я запер дверь – и забыл о нем навеки…
В этот день Шарль Вильбоа выглядел значительно бодрее. Увидев меня, он весело усмехнулся и отложил толстую книгу in octavo, которую перед этим штудировал.
– Читаете? – Я присел на койку. – Значит, дело пошло?
Его рукопожатие было теплым и твердым. Я окончательно убедился – дело действительно идет на лад.
– Утром принесли, – Вильбоа кивнул на книгу. – Сегодня ко мне начали пускать, и, представьте себе, гражданин Люсон, обнаружилось, что у меня целая толпа друзей…
– Журналисты – люди дружные, – кивнул я.
– Ну… – Шарль развел руками. – То, что забежал Демулен,[26] это еще понятно. Мы с ним действительно приятели. Но Эбер! Впрочем, гражданин Эбер собирается тиснуть статью о том, что я стал жертвой злодейского покушения аристократов…
Тон его мне понравился. Та страшная отчужденность, которую я заметил при нашей первой встрече, исчезла. Шарль, конечно, бодрился, но уже не походил на человека, потерявшего душу.
– Кстати, – глаза парня стали серьезными, – мои друзья собрали денег. Как я понял, кто-то из вашей компании заплатил за мое лечение…
– И эти деньги, – подхватил я, – вы отдадите сестре Терезе для другого больного, у которого с друзьями хуже.
Он на миг задумался, затем кивнул. Я между тем с интересом раскрыл книгу. Она сразу же показалась необычной. Увидев заголовок на латыни и дату издания, я едва удержался, чтобы не присвистнуть.
– Редкая, – понял меня Вильбоа, – 1625 год, издание отцов-иезуитов. Вчера я написал записку приятелю, у него дядя книготорговец…
– «Житие и деяния благочестивых отцов Гильома, епископа Мосульского, и Петра, епископа Памье», – с трудом разобрал я. – Помилуйте, гражданин Вильбоа, что это?
– Ага! Заинтересовались? – журналист приподнялся на подушках и неуверенно оглянулся. – А знаете, гражданин Люсон, я бы попытался встать и прогуляться. Хотя бы по коридору…
Я хотел было возразить, но решил, что парень прав. Он жив – и хочет чувствовать себя живым.
Мы выбрались в коридор и медленно прошли к большому окну, выходящему во двор. Вильбоа остановился и вздохнул:
– Все. Постоим. Так вот, о книге. Я ее когда-то читал… Нет, не читал, просматривал, а сейчас решил изучить основательнее. Написана в начале XIII века достаточно любопытной личностью – кардиналом Ансельмом Орсини, одним из отпрысков этого разбойничьего рода. Отец Гильом – его учитель, а Петр, как я понимаю, близкий друг…
– Гильом – епископ Мосульский? – вспомнил я.