Про тех, кто в пути

22
18
20
22
24
26
28
30

— Он может погибнуть и в небе, — сказал Толька, и Мартин нашёл в себе силы спокойно ответить:

— В небе — это война. А тут... тут что-то странное и страшное.

— И оно просыпается, — сказал Толька.

Мартин резко обернулся к нему:

— Как?

— Этот дед говорил нам — не надо будить то, что на аэродроме, если оно проснётся — то будет плохо всем. Вроде бы так уже было в давние времена... Вон его дом.

Дом — это было сильно сказано. Вот это жилище вполне соответствовало заочным представлениям Мартина о том, как живут русские. Покосившуюся хибару, косо выглядывавшую из запущенного сада, покрывала солома. Единственное видимое окно мутно отражало солнце.

Короче, тот ещё был домик, что и говорить. Но он вполне вязался внешним видом со своим хозяином, который расставлял у стены самодельные удочки. Около его ног стояло древнее деревянное ведро, в котором что-то бурно плескалось.

— Все места знает, но никому не говорит, — прошептал Толька. — Сейчас попробуем... — он кашлянул и оглушительно проорал: — Вечер добрый, дед Никодим!!!

«Вечер» Мартин понял и, сообразив, что русский приветствует старика, быстро поклонился. Дед между тем повернулся. Он был седой, как снег, заросший волосами, как шотландская овчарка и согнутый, как рыболовный крючок. Окинув мальчишек взглядом предположительно где-то скрывавшихся среди волос глаз, дед гулко бухнул:

— Чаво?! Рыбы нету. Не ловисся. Ничаво нету.

— Да не нужна рыба!!! — рявкнул Толька.

Дед помотал головой:

— Всем нужна. Нету рыбы.

— Ёшкин кот... — буркнул Толька. — Дедушкаааа!!! Нам!!! Бы!!! По!!! Го!!! Во!!! Рить, хрен старый!

— Чаво орёшь, я не глухой, а он орёть, — равнодушно заметил дед. — Рыбки не хотите? А там поговорим. Водички натаскаете, и поговорим, ага. Ну и рыбку почистите, значить. Потом.

— Чего ему надо? — спросил Мартин.

Толька вздохнул:

— Пошли за вёдрами, — сказал он по-немецки.

— Они там, значить, снутри на лавке, — любезно объяснил, ухитряясь коверкать и этот язык, по-немецки дед...