Ангел Спартака

22
18
20
22
24
26
28
30

— Слушаюсь, сиятельная!

Меч на надгробье моем. Содрогнись, проходящий, у камня. Мертвый живого страшней. У Плутона арену найду!

Кажется, парень сегодня не в настроении.

* * *

То, что я приметила на рисунке, звалось экседрой. Второй этаж, площадка, сверху навес, черепицей крытый. С улицы подняться легко, а со двора — не выйдет, разве что по лестнице приставной. Вначале думала, для стражи площадка. Не для нее, как выяснилось, охранники башенки угловые вороньем обсели. Так что не для стражи экседра — для меня. Точнее, для таких, как сиятельная, — дабы за учебой гладиаторской наблюдать.

— Кресло, госпожа...

Вот уж не думала, что римлянам и такое любо. Хотя, если подумать... Поглядит сиятельная Фабия на крепких парней, приметит нужного, кивнет человечишке...

— По корпорациям они в залах учатся. А во дворе, если корпорация на корпорацию.

Поморщилась. Объяснил, называется! Переспрашивать не стала, после у Аякса уточню.

— Слева, сиятельная, зал, где «галлы», справа — «фракийцы».

— Воды со льдом. И быстро!

Надоел! Пусть побегает, лед поищет, раз вызвался.

* * *

— Все помню, госпожа. Какие у нас в списке, примечу—и тебе шепну. А Крикса я знаю, давно знаю. Лямку с ним не тянул, раньше меня отпустили, но на арене видел. Непонятный он — то злой, никого не щадит, то добивать не хочет. Вот Эномай...

— Тише, Аякс! Потом.

Внизу — крик да стук. Бегают, машут мечами деревянными, падают, снова встают. «Галлы» на «фракийцев», кто кого. Учеба, конечно, мертвых не выносят, кровь песком не посыпают. И то хорошо.

Поглядела на Гая — занят поэт. Руками в ограду деревянную вцепился, шею вытянул. Римлянин!

— Гай, почитай еще!

— Язык замерз, сиятельная!

Ого! Что я слышу? И от кого? Какая ехидна моего Гая укусила? Ничего, с ехидной разберемся, а пока...

Эномай!

Чуть не вскочила. Вот он бог, в красе и силе! Рубится! Одного повалил, второго, третьего. Набедренная повязка на чреслах, страшный шрам даже отсюда видать, обнаженная грудь в пыли...

— Двоих приметил, госпожа. Они! Геркулесом клянусь, они! Обоих на моих глазах порешили, сам видел, сам! Чего же это творится?