— Давайте, быстро!
Его потащили в темный переулок. Куртка и рубашка треснули, дорогие туфли, испачканные в грязи, цеплялись о мостовую. Гевина поставили на ноги. В кромешной тьме перед собой он видел лишь висящие в пустоте глаза Преториуса.
— Ну, вот мы и на месте, — произнес он. — Как славно!
— Я… я не трогал его, — простонал Гевин.
Безымянный дружок Преториуса — должно быть, не христианин, а язычник[73] — взял Гевина за ворот и швырнул к стене. Он поскользнулся, не устоял и свалился в грязь. Его самолюбие — тоже. Он готов умолять. Он встанет на колени и будет лизать этим тварям пятки, лишь бы закончился этот кошмар. Лишь бы они не тронули его лицо.
По слухам, это одно из любимых развлечений Преториуса — уничтожать красоту. Случалось, он лезвием вырезал жертвам губы как сувенир на память.
Гевин бросился вперед и упал руками в грязную жижу. Что-то гнилостно-мягкое выскользнуло из-под ладони.
Язычник обменялся с Преториусом ухмылкой.
— Какой милашка!
Преториус расколол очередной орех.
— Похоже, он наконец-то нашел свое место в жизни.
— Я его не трогал! — канючил Гевин.
Ему оставалось только отрицать все, хотя это было уже бесполезно.
— Не оправдывайся!
— Пожалуйста!
— Хочу покончить с ним поскорее, — взглянув на часы, сказал Преториус. — Нужно еще кое-куда заглянуть, кое с кем повеселиться.
Гевин поднял глаза на своих мучителей. Уличные огни горели всего в десятке метров от него — если бы он мог вырваться из рук подонков.
— Позволь мне тебя немного подкрасить. Красота, видишь ли, требует жертв.
В руке Преториуса блеснул нож. Язычник вынул из кармана толстую веревку с узлом на конце. Узел во рту, веревка вокруг головы и никакой возможности кричать, когда от этого зависит жизнь.
Гевин резко вскочил, но, поскользнувшись на жирной грязи, налетел на Кристиана и вместе с ним рухнул на землю. Побег не удался.