Теперь почти все понятно. Оставалось выплеснуть накопившуюся злобу.
Рейнольдс едва не убил его, чтобы накормить ненасытное чудовище. Гевин не мог удержать себя в руках. Он схватил Рейнольдса в охапку и встряхнул. Захрустели то ли зубы, то ли кости.
— Он уже почти скопировал мое лицо! Что будет со мной, когда он полностью переродится?
— Не знаю.
— Говори! Говори самое худшее!
— Могу лишь догадываться, — ответил Кеннет.
— Тогда догадайся!
— Когда он закончит перерождение, ему останется отобрать у тебя единственное, что он не способен скопировать, — твою душу.
Кеннет, похоже, ничуть не боялся Гевина. В его голосе звучала сочувственная мягкость, как если бы он разговаривал с обреченным. На губах мелькнула легкая усмешка.
— Мерзавец! — Гевин вцепился ему в волосы. — Тебе все равно! Тебе наплевать на меня!
Он ударил Рейнольдса по лицу. Потом еще, и еще, и еще… насколько хватило сил.
Кеннет, даже не пытаясь уклониться, молча принимал удары.
Наконец ярость утихла.
Рейнольдс выплюнул раскрошенные зубы.
— Я заслужил, — прошептал он.
— Как его остановить?
— Это невозможно. — Рейнольдс в изнеможении закрыл глаза.
Дрожащими пальцами он потянулся к руке Гевина, разжал его кулак и прикоснулся холодными губами к ладони…
Гевин выбежал на улицу, бросив Рейнольдса на руинах Рима. Рассказ Кеннета подтвердил его собственные догадки. Оставался последний выход — найти чудовище… и прикончить. В случае неудачи он потеряет единственное, чем дорожил: свое прекрасное лицо. Разговоры о душе и человечности казались теперь пустой болтовней. Ему нужно одно — его лицо.
Не заботясь о том, куда идет, он добрался до Кенсингтона. Год за годом он оставался жертвой обстоятельств. Наступил роковой момент. Победа или смерть.