— Успокойтесь. Ведите себя тихо, лягте на пол, — хрипло прошептал я. — Вы и мальчик. Закройте глаза и пригните головы.
— Мой… мой муж…
— Леди, мы видим его легкие, но они пока движутся. Нужно надеяться на лучшее.
Я услышал тяжелые шаги Бороды. В последний раз посмотрел на Хьюджсов и кивнул. Они нервно кивнули в ответ.
Джуниор, похожий на бродячего кроманьонца, влетел в дверь и остановился, задумчиво разглядывая свою мясницкую. Я закашлялся, чтобы привлечь его внимание.
Он уставился на меня и громко и протяжно пернул. Звук был похож на тот, с которым попкорн сыплется из промокшего мешка. Пустые глаза оставались пустыми, но уголок рта у него подергивался, как собачья нога у приметного столбика. Наверное, это должно было означать улыбку.
— Что ты там делал? — спросил я.
Он хрюкнул и подошел ко мне.
— Забыл закрыть дверь.
— Боишься, что посетители явятся, когда ты будешь кого-то жевать?
Он наклонился и ударил меня по губам. А потом просто сидел и наблюдал, ожидая, когда я очухаюсь после очередного удара. Когда мне удалось изобразить взглядом вопрос «Какого хрена?», он продолжил:
— Я никого не боюсь. Кто приходит сюда без приглашения, тот покойник. Вот так просто. Па всегда говорил, что никто ничего не узнает, если некому будет рассказывать.
Я приподнял брови. На большее меня не хватило. Я догадывался, что так будет, и знал, что пришло время претворять в жизнь мой единственный план.
— Плохо, — пробормотал я. Не соображая, что именно я имею в виду.
Людоед довольно рассмеялся.
— Для тебя плохо, тупой козел!
Я решил не заострять.
Он смеялся, а я возился с замком наручников на запястьях. Слабость и отупение мешали, зато обезболивающее врубилось на полную, и я воспользовался этим, чтобы рвануть руки. Сил хватило бы на то, чтобы сломать запястья. Я рухнул на пол. Труба двинулась. Или это комната зашаталась перед глазами. Так или иначе, что-то поддалось.
Его смех перешел в хриплый кашель, и он снова начал коситься то на меня, то на женщину. Больше всего меня волновали звуки, которые издавал его живот. Громкое урчание. Если бы меня спросили, я сказал бы, что в животе у людоеда урчит от голода. Не тот звук, который хочется услышать.
А потом он облизал губы, поймав нитку слюны желтым языком.