— А теперь не шевелись, — сказал он.
И дернул!
Проволока быстро и чисто вошла в мою плоть, как разогретый нож входит в масло. Вошла примерно на дюйм. Худшей боли я в жизни не испытывал, но мне удалось не дернуться.
Я зажмурился и стиснул зубы, пытаясь удержать крик. А когда открыл глаза, увидел, что именно я чувствовал. Я увидел убийцу, который изо всех сил тянул ручки на себя. И почти закончил работу. Ему остался последний рывок.
После которого кусок моего филе отделился от ноги.
— Вот! — воскликнул Джуниор, словно добившись чего-то важного.
Я отвернулся. По щекам катились слезы. Боль была невыносимой.
Джуниор отбросил окровавленный инструмент и аккуратно поднял полоску мяса. Она покачивалась в его руках. Веса в ней было порядочно. Все мои силы ушли на то, чтобы не сблевать. Меня тошнило, голова кружилась, перед глазами плыло.
В руках убийцы болтался кусок моей плоти, примерно пятнадцать на семь сантиметров. На моей ноге истекала кровью соответствующая рана.
Думать почти не получалось. Я поднял голову и попытался заговорить, но понял, что не могу разжать сцепленные зубы.
Потом получилось.
— И что теперь, Джуниор?
— Приготовлю и скушаю стейк, — ответил он, глядя на мясо в руках.
— Приготовишь? — выплюнул я. — Ты что, девчонка?
Это его расстроило. Он чуть не уронил кровавый кусок на грязный пол и обиженно вздернул подбородок.
— А что такое?
— Да то, что все знают: если человечину готовить, она потеряет всю полезность, — с трудом выговорил я.
Больше всего мне хотелось завопить. Завопить, срывая горло, и проломить ему череп. Я представил, как бью его трубой по голове, как душу, смыкая руки на его шее, пока он не сдохнет. Ощущение его шеи под пальцами было почти реальным.
Людоед смотрел на мое мясо, мою кожу. Смотрел так, словно его всерьез взволновали мои слова.
— Правда? — спросил он.