— Капорский пехотный полк должен быть за неделю сформирован и быть готовым в любой момент, — проговорил Кропотов.
— Так и запишем, — Дальберг, чуть ли не в рот заглядывая генералу, записывал все его приказы и грозно посматривал на стоящего рядом поручика.
— А ты все записываешь? Что, уж память ненароком подводит? А где ж писарь твой? — генерал устало зевнул.
Дальберг, испугавшись, что Кропотов может уличить его в несостоятельности, торопливо проговорил:
— Ну какой писарь, ваша светлость? Сам я, все сам, — губернатор после одного примечательного и печального дня стал менее спесив.
— Преонского Никиту назначить хочу… Хотя нет, постой. Сначала я сам с ним поговорю, так что прикажи послать за Преонским, как только начнем готовиться.
— Сразу и зашлю, — Дальберг вопрошающе посмотрел на генерала и убедившись, что у того больше нет дел, свернул свои бумаги и, пожелав доброй ночи, откланялся.
В городе своим чередом шла подготовка к скорому походу на юг. Разговоры о нем велись везде, начиная с Сената и заканчивая мелкими кабаками. После убедительной победы над Швецией русские знали, что им ничего не стоит усмирить наглость и дерзость одного из предводителей смуты на Кавказе, а уж потом двинуться в Турцию, Индию.
Как много обещал этот поход и для вельмож и для простых солдат! Многие имели причину идти на эту войну. Ведь положение, деньги и имя можно было получить, только завоевав себе хорошую репутацию. И где? На войне.
В каждом доме, где собирались на военную службу, шли приготовления. И не было различия между людьми, богат ли, знатен, беден иль сирота.
Император, страстно любивший море, приказал в скором времени подготовить флот для похода на Кавказ через Каспий.
— Ефимия! — Христина зычно позвала няньку маленького Никиты. — Где ты пропадаешь? — мать-настоятельница наконец увидела Ефимию, выходящую из молельни. Лицо Ефимии выражало тревогу и беспокойство. Христина, на руках которой мирно спал сын Елены Никита, спросила:
— Неужель и здесь нету? Куда ж она запропастилась? — Христина баюкала проснувшегося Никиту и передала его Ефимии. — Ох, забери, ослабла я, дитя-то малое, а тяжело, — попросила она.
— Матушка, что ж, делать-то теперича? Чего с дитем-то? — Ефимия была не на шутку взволнована.
Чувствовала она, что приключилось что-то с Еленой, а в толк не могла взять, с чего бы? С вечеру захворала, а потом и не видал ее никто. О том, что влюблена была Елена в Никиту Преонского — гвардейца приезжего, она знала и думала сначала, что это он ее задерживает где-то. Но после того, как Панкрат сказал, что он сам проводил гостя за Чертово болото и там распрощался, Ефимия решила, что Преонский тут ни при чем.
«Елена, — молилась Ефимия, сидя у себя в келье, — Господь с тобой! Пусть образумит он тебя и к сыночку вернет. На кого же ты его оставила? Сиротой ведь станет. Елена, вертайся скорее».
За окнами слышались тревожные голоса и шаги обитателей монастыря. На дворе стоял полдень, а Елена до сей поры не вернулась в стены монастыря.
— Знала я, знала ведь и сердцем чуяла, что не вернется она сюда. Кто в миру греха вкусил, того и арканом не загонишь обратно, — ворчала Христина, приводя в ужас молоденьких монахинь. Уж они-то знали, какова матушка-игуменья в гневе. А причитания ее — это только начало бури, которая ждет их, если не вернется Елена и объяснения не представит полного.
— Елену-то только смерть и оправдает, — шепнула одна монахиня другой.
— Т-с-с-с, — вторая мышью нырнула в подсобку и решилась схорониться там, пока не пройдет гроза.