Кара

22
18
20
22
24
26
28
30

Решено было приготовить на скорую руку пасту с сыром по-пармезански. Отыскав кастрюлю почище, ликвидатор принялся сыпать в кипящую воду разноцветные макаронины из пакета, на котором был нарисован отвратительного вида усатый мужик в колпаке. Как только продукт сварился, Савельев промыл его кипятком из чайника, сдобрил кусищем новозеландского экологически чистого масла и, аккуратно смешав с нарезанными мелкими квадратиками ветчиной, сыром и копченой колбасой, носившей издевательское название «Московская кошерная», начал все это поливать сверху соусом «Кубанский южный».

Здесь требовалось особое чутье: положишь мало — невкусно, много — вообще в рот не взять. Прикинув, что попал в цвет, Юрий Павлович свое кулинарное чудо тщательно потряс, поперчил и, запивая грейпфрутовым соком прямо из тетрапака, с помощью двух вилок принялся неторопливо поглощать.

Из трехпрограммника изливалась веселая музыка в режиме нон-стопа, однако, когда Савельев приступил к кофе со сливками под бутерброды с малиновым джемом, ее сменила сводка последних новостей, и сразу выяснилось, что известный деятель телевидения не так давно приказал всем долго жить. Послушав немного, как грозно скорбел об убиенном какой-то высокий чин из прокуратуры, Юрий Павлович необыкновенно фальшиво пропел:

Жили-были два громилы, дзинь-дзинь-дзинь, Один я, другой Гаврила, дзинь-дзинь-дзинь, Если нравимся мы вам, драла-пудра-лая, Приходите в гости к нам, дзинь-дзана, —

и переключил приемник на другую программу.

По ней тоже передавали криминальные ужасы. Вслушавшись в один из сюжетов, Савельев внезапно почувствовал, что вообще-то неплохое настроение его начинает портиться. Речь шла об агенте по недвижимости, который привел своих клиентов посмотреть квартиру, а в той вдруг по неясным причинам вспыхнул пожар, да так быстро, что покупатели и маклер сгорели с нею заодно.

Дослушав душещипательную историю до конца, Юрий Павлович сделался мрачным, достал сотовую трубу и набрал номер:

— Льва Борисовича, пожалуйста.

На другом конце линии мгновение молчали, потом картавый мужской голос без всякого выражения произнес:

— Умер он. То, что осталось, жгут послезавтра утром. — Затем связь прервалась, а ликвидатор налил себе еще чайку и задумался.

«Знаем мы эти неизвестные причины, — он размешал сахар и добавил для вкуса в стакан немного варенья, — человека зажарить в своей собственной квартире проще простого. Вернее, он сам себя угробит, стоит только ввернуть в патроны вместо обычных лампочек другие, у которых в колбу закачана специальная горючая смесь. Придет человек к себе домой вечером, щелкнет выключателем в прихожей, и сразу же сверху на него хлынет огненным водопадом смерть. Неприятная, между прочим, как у коммуниста Лазо».

Вспомнив, как кричали зеки, на которых когда-то давным давно испытывали ПОГС — портативный огнемет специальный, Юрий Павлович поежился: «А ведь конкретно убрать меня хотели, сволочи. Случай помог да, пожалуй, предусмотрительность моя. Ясно, что попробуют еще раз, а скорее всего еще и ментов посадят на хвост — сворой идти по следу сподручней. Значит, промедление сейчас смерти подобно». Савельев придвинулся к треснувшему настенному зеркалу, тщательно намылившись, побрился и принялся в очередной раз менять свой имидж.

Благородная седая шевелюра с курчавыми бакенбардами, бороденкой клинышком и усами а-ля Чапаев совершенно преобразили его. Глянув брезгливо на свое отражение, Савельев аккуратно сложил все ненужное на дно ванны, облил азолитом и начал надевать серый костюм-тройку, который вместе с белой рубашкой и строгим галстуком в горошек смотрелся несколько старомодно, зато солидно и без претензий на оригинальность. Хорошие югославские туфли на микропоре, классическое английское пальто со шляпой завершили ансамбль. А когда Юрий Павлович нацепил на нос чуть подкопченные очки в толстой роговой оправе, никому бы и в голову не пришло, что это не профессор Дмитрий Пантелеймонович Рогозин, отправляющийся по своим член-корреспондентским делам из столицы нашей родины в Петербург.

Между тем процесс в ванной уже подошел к концу. Дождавшись его окончательного завершения, Савельев взял в правую руку трость — чудесную вещицу, внутри которой находился метровый клинок прекрасной золингеновской стали, в левую — серые замшевые перчатки, внимательно осмотрелся и, хлопнув дверью, стал спускаться по скользким от мочи ступенькам лестницы.

Дождь на улице стих, однако, как обычно, после него похолодало: налетел резкий, порывистый ветер, лужи начали покрываться хрустящей коркой наледи. Придерживая шляпу, Юрий Павлович замер на краю тротуара с протянутой рукой. Не прошло и минуты, как на его призыв откликнулся водитель умеренно потрепанной «пятерки», однако Савельев уселся только в третью остановившуюся машину, на полдороги вышел, затем, внимательно проверяясь, миновал пару кварталов своим ходом и лишь только после всех этих предосторожностей опустился на сиденье таксомотора и скомандовал:

— К трем вокзалам.

На Ленинградском народу было невпроворот. Ничем особым из встречающе-отъезжающей толпы не выделяясь, Савельев проследовал в кассу, где без особых проблем сделался счастливым обладателем билета до Петербурга. До отхода поезда оставалось часа три, и, чтобы их убить, ликвидатору пришлось немало постараться. Для начала он отправился на выставку экзотических животных, однако полуживой варан с согнувшейся от тяжкой жизни в бараний рог гадюкой иных эмоций, кроме жалости, не вызывали. Пожелав мысленно организаторам выставки загнуться намного раньше своих питомцев, Савельев двинулся смотреть кино.

Давали какой-то боевик с Сигалом. Глядя, как высокий симпатичный костолом во имя справедливости травмировал конечности врага, киллер снисходительно улыбнулся: красиво, конечно, и класс исполнителя налицо, шестой дан по айкидо не шутка, да вот только в реальной жизни все бывает совсем по-другому.

Сам Савельев, к примеру, давно бы уже раздробил супермену «отданную» переднюю ногу и, сблизившись на крайне неудобную для долговязого красавца ближнюю дистанцию, как следует въехал бы коленом в пах, а затем, взяв его на стальной зажим, в шесть секунд сломал бы шейные позвонки.

А вообще, фильм интересный, впечатляет. Юрий Павлович честно высидел до конца и, попав на свежий воздух, внезапно почувствовал, что проголодался. Это было кстати — до отхода поезда оставался еще целый час. Он отправился перекусить, однако не в ресторацию — нынче профессорам такое не по карману, — а в здоровенную стеклянную «шайбу», украшенную надписью «кафе». Удивительно, но беляши там были замечательные — поджаристые, полные истекающей соком начинки, — сразу чувствовалось, что изготовивший их аппарат из-за передозировки фарша нуждался в немедленной регулировке. Устроившись в одиночестве за маленьким круглым столиком, ликвидатор принялся неторопливо подкреплять свои силы перед дорогой.

Поев, он посмотрел на часы и направился в камеру хранения, где обменял блестящий жетон с номером на обычный с виду чемодан, отпереть который без ключа даже при большом желании и умении было совсем непросто. Между тем по репродуктору объявили посадку, и народ дрогнул. Неспешно пробравшись сквозь ряды провожающих, Юрий Павлович выстоял небольшую очередь, засветил проводнику билет и, окунувшись в какую-то особую железнодорожную атмосферу, внезапно вспомнил, что поездами не путешествовал уже лет десять.