Кара

— В аварию мы попали с ней вчера. «КамАЗ» вылез на обгон. — Он замолчал и, сняв очки, начал тереть глаза. — Умирает она. Едва сегодня утром в сознание пришла, говорит, напоследок Мишаню моего увидеть желаю, ох, горе, горе. — Ликвидатор осторожно размазал слезы по нашлепке на носу:

— Так и говорит: давай, дядя Ваня, привези мне его проститься, а уж сама наполовину парализована вся, ни рукой, ни ногой не шевелит.

— Где она? — Берсеньев посмотрел на часы, затем на Юрия Павловича. — Куда ехать надо?

— Да в Гатчинской больнице она, в реанимации. — Савельев показал куда-то рукой и тут же, скривившись, схватился за бок. — Вы не беспокойтесь, я на машине, обратно привезу, только бы Катюше легче умирать было. — Уже не сдерживаясь, он совершенно натурально зарыдал.

— Ладно, поехали. — Берсеньев взялся за ручку своего чемодана. — Только вы уж эээ… не гоните очень — тише едешь, дальше будешь.

— Это точно. — Савельев не спеша вырулил с парковки, благополучно миновал КПП и, старательно соблюдая все правила движения, принялся взбираться на Пулковские высоты.

Между тем короткий осенний день уже подходил к концу, стало быстро темнеть. Выбрав подходящую обочину, Юрий Павлович стал притормаживать.

— Передохну чуток, а то ребро мозжит, сил нет. — Когда машина остановилась, он вдруг махнул рукой назад: — Во, вот такой «КамАЗ» в нас въехал, точно.

Берсеньев начал поворачивать голову, и в этот момент ликвидатор со страшной силой провел тетсуи-учи — удар основанием кулака в переносицу, — тут же добавил локтем и, захватив уже бесчувственного пассажира за нижнюю челюсть и затылок, одним резким движением рук сломал ему «атлант» шейного позвонка.

«Не долго мучилась старушка в бандита опытных руках». — Савельев вытащил из кармана сиденья бутылку коньяка, щедро намочил пахучей жидкостью шарф мертвеца — на всякий случай, мало ли кто поинтересуется, отчего Мишаня тихий такой, — и, посадив зажмурившегося попутчика поестественней, начал избавляться от бинтов. Выбросил он их однако только километров через пять в глубокий, заполненный водой кювет. Заодно для укрепления сил неторопливо съел шоколадку с наполнителем и до съезда на лесную дорогу двигался не останавливаясь. Перед самым поворотом он притормозил на обочине, погасил наружные огни и, выбрав момент, когда шоссе на мгновение сделалось пустынным, резко ушел вправо. Некоторое время он двигался в темноте и только потом, включив ближний свет, осторожно порулил вперед, стараясь не давить резко на газ, чтобы машина шла по грязи все время в натяг.

Наконец Савельев выехал на небольшую полянку и аккуратно развернулся. Замерев у машины, с минуту вслушивался в звуки осеннего леса. Под низкими тучами ветер злобно шумел верхушками елок, дождевые капли падали с веток деревьев на покрытую увядшими листьями землю. Киллер внезапно почувствовал отвращение к себе: «Старею, видно, мнительный стал, да в такую погоду не то что людей, волков здесь не сыщешь».

Не мешкая он раздел труп до трусов, смешал кайенский перец с табаком и, переодевшись в сапоги и штормовку, взвалил жмура себе на плети: «Хорошенький марш-бросок с отягощением». Изредка подсвечивая себе дорогу фонариком, Юрий Павлович допер наконец покойника до ямы, с нескрываемым облегчением скинул его в уже плескавшуюся на дне водичку и не спеша принялся зарывать. Место раскопа он укрыл толстым слоем листвы, стараясь, чтобы полусгнившая прошлогодняя оказалась внизу, затем поверху накидал сухостоя и, отходя назад, принялся щедро посыпать дорожку следов адской смесью табака с перцем.

Добравшись до машины, Савельев на скорую руку обыскал одежду убитого, вытащил документы, деньги и ключи от квартиры. Упаковав шмотки в предварительно захваченную спортивную сумку, он, как был в сапогах и штормовке, уселся за руль. Интуиция, эта мерзкая грязная шлюха, Юрия Павловича не подвела. Едва он тронулся с места, как одно из передних колее «восемьдесят третьей» сползло в глубокую, наполненную водой колею, машина плотно села на брюхо, и около часа ликвидатор занимался ее поддомкрачиванием, подтаскиванием веток и земляными работами. Наконец человеческий гений победил. Весь мокрый от дождя и пота Савельев дотащился до шоссе, удачно вырулил на него и покатил в; сторону города.

«Нет тела, нет и дела», — пронеслась почему-то в голове Юрия Павловича старинная ментовская истина. Объявив себе после Гатчины привал, он утопил сапоги и штормовку в кювете, забросил лопату в наполненную зловонной жижей яму и, сидя в теплом полумраке салона, с наслаждением съел «Баунти». На часах между тем уже было начало восьмого. Вспомнив о планах на вечер, киллер внезапно заторопился и вдруг понял, что по своей новой знакомой изрядно соскучился. «Старею, становлюсь добрым и сентиментальным». — Он посмотрел в паспорте место берсеньевской прописки — не больше не меньше улица Тракторная — и, включив поворотник, плавно влился в поток машин.

Не доезжая до Пулковских высот, ликвидатор ушел налево по направлению к Красному Селу. Без приключений въехав в город, он покатил по проспекту Стачек на славную Нарвскую заставу, откуда, говорят, весь революционный бардак и зачинался.

На улице Тракторной тракторов не наблюдалось, зато вплотную друг к другу стояли мрачные кирпичные бараки. Припарковавшись рядом с одним из них, Савельев криво усмехнулся: дом, милый дом. Однако не такой уж он оказался и милый: в парадной воняло блевотиной, на побеленной еще в эпоху развитого социализма стене был увековечен крик чьей-то наболевшей души: «Дай в жопу, Коновалова», а на лестничной клетке третьего этажа царила непроницаемая мгла.

Включив фонарик, ликвидатор вытащил связку ключей и, придвинувшись к двери поближе, с облегчением заметил, что рядом с ней красовались всего три кнопки от звонка, причем против одной из них была нацарапана Мишанина фамилия. — «Мой дом — моя крепость». — Юрий Павлович беззвучно отпер давно не смазывавшийся ригельный замок и потянул за ручку. Оказавшись в длинном, загроможденном мебельной рухлядью коридоре, он внезапно вздрогнул от звука, частично напоминавшего рев водной стихии у подножия Ниагарского водопада. Сейчас же мощно лязгнула задвижка, отворилась боковая неприметная дверь, и Савельева обдало густыми ароматами винно-водочного перегара и папиросного дыма, замешанными на вони давно не мытого коммунального санузла.

— Мишка, едрена вошь, никак менты тебя обрили? — Появившийся из сортира квартирный абориген в не совсем свежих темно-синих трусах соболезнующе покачал лысой квадратной головой и, шаркая тапками «ни шагу назад», покачиваясь, направился вдоль коридора.

Дождавшись, пока местный житель исчезнет в своих апартаментах, Юрий Павлович пригнулся к ближайшей замочной скважине и прислушался. В глубине комнаты громко играл телевизор, за следующей дверью раздавался приглушенный женский смех. Отыскав наконец методом исключения вход в свою берлогу, ликвидатор принялся в нее зарываться.

Глава семнадцатая