Кара

«Ну-ка». — Рука его неуловимо быстро всадила в щеку соседа по столу вилку для рыбы, и, оставив ее там на память — пусть торчит, нагоняет жути, — Семен Ильич успел приласкать сотрапезника емкостью из-под «Шабли» по черепу. Раздался звук разбившейся бутылки, и «розочка» получилась то что надо — с длинными, зазубренными осколками, а к Хованскому с яростным рычанием уже приближались двое усатых. В руке одного сверкал длинный, чуть изогнутый клинок — джага, другой сжимал что-то похожее на кистень-гаенло. Кинув мгновенный взгляд назад, штабс-капитан увидел еще и третьего — небольшого жилистого грека, судя по тому, как он держал в пальцах опасную бритву, самого гнедого. «ф-р-р-р-р». — стальная сфера стремительно рассекла воздух, и, уклоняясь от нее, Хованский опрокинулся назад — не страшно, спинка стула пропасть не дала, потянув при этом скатерть со всеми предметами сервировки на себя. Он ошибся, это был не благородный разбойничий кистень, а попрыгунчик — железный шар на резиновой ленте, и с его владельцем ухо надо было держать востро. Стремительно откатившись в сторону и не давая времени для следующего броска, штабс-капитан воткнул метателю между ног вилочку для лимона. Услышав пронзительный визг, он понял, что попал куда следовало, и разгибом корпуса вышел в стойку. Моментально его попытались достать джатой в лицо, но, поймав острие ножа в отверстие «розочки», Хованский с силой крутанул ее, перерезал нападавшему сухожилия на руке и, как мог, ударил каблуком в колено, сломав сустав против естественного сгиба.

Семен Ильич кинулся было к выходу, но там появилось вражеское подкрепление — усатое, с чем-то блестящим в руках, а, развернувшись, он оказался лицом к лицу с оскалившимся обладателем опасной бритвы. Страшная это штука. В умелых руках легко отрезает носы и уши, без труда вспарывает животы, кастрировать может в два счета. Глянув, как ловко ее владелец прочертил сверкающую дугу в воздухе, Хованский стремительно ушел вниз и в свою очередь трофейной джагой рассек ему обе голени, — теперь, милый, не попрыгаешь. Между тем за спиной штабс-капитана закричали грозно, раздался топот бегущих ног. Кувыркнувшись вперед, он с ходу швырнул застеленный белой скатерочкой стол, вышиб витрину и, хрустя сапогами по битому стеклу, что было сил бросился бежать. Господи, помоги, ведь если догонят — замочат точно.

«Вот так пообедал». — Сломя голову мчался Семен Ильич по незнакомому чужому городу, мимо сверкающих витрин, сбивая с ног зазевавшихся встречных. Наконец он очутился черт знает где — в какой-то узкой щели между высоких стен. Звуки погони стремительно приближались. Вытащив из кармана шпалер, штабс-капитан уже приготовился подороже продать свою жизнь, как неожиданно заметил невысокий проход в каменной ограде и толкнул створку деревянных ворот.

Вначале ему показалось, что попал он на заброшенный, с величавыми платанами и древними гробницами погост, однако из напоминавшего большую часовню здания доносилась странная, негромкая музыка, и Хованский понял, что это не кладбище.

Между тем за воротами послышались яростные крики преследователей. Не раздумывая, Семен Ильич направился к дверям, из-за которых раздавались взвизгивания флейт, сопровождаемые отрывистым звучанием барабанов. Он очутился в круглом, устланном коврами зале, где собралось десятка два мужчин, одетых в черные халаты с широкими рукавами и высокие, чуть суживающиеся кверху желтые шапки из верблюжьей шерсти.

Хованский и не слышал никогда о таинственном ордене дервешей-мевлеви, способных творить черт знает что, и вот надо же, судьба занесла его прямо в их тэккэ — место проведения ритуальных церемоний!

Тем временем некоторые из мужчин, сбросив свое одеяние, оказались в коротких куртках поверх длинных белых рубах, другие же остались в черных халатах. Все они принялись двигаться по кругу, одновременно поворачиваясь вокруг собственной оси. Старики делали это медленно, молодые — с бешеной скоростью. С изумлением штабс-капитан заметил, что ни разу никто никого не задел, в то время как глаза у одних были закрыты, а другие просто смотрели на ковер.

В самом центре круга, не вертясь, как остальные, медленно вышагивал седобородой дервиш в черном одеянии и зеленом тюрбане, закрученном на шапке из верблюжьей шерсти. Он прижимал ладони к груди и держал глаза опущенными. Седобородый также ни разу не коснулся никого из окружающих, как и его никто не задел.

А дервиши, двигаясь по кругу, продолжали вертеться, внезапно некоторые из них останавливались и медленно, с просветленным лицом, усаживались у стены, тогда другие поднимались и занимали их места в круге. Как зачарованный, не в силах сдвинуться с места, наблюдал штабс-капитан за древней церемонией, не подозревая даже, что погоня отстала и преследователи, опасаясь заходить во двор тэккэ, шумной толпой поджидают его у ворот.

Наконец музыка смолкла, бешеная пляска закончилась, и, только теперь обратив на штабс-капитана внимание, шагавший в центре круга седобородый дервиш медленно приблизился к нему. Секунду он пристально смотрел Хованскому в глаза, затем чуть заметно качнул головой и, поманив Степана Ильича за собой, не спеша двинулся к дверям тэккэ. Словно привязанный за веревочку, молча шел за ним штабс-капитан, а когда дервиш отворил потайную калитку в стене на противоположной стороне двора, то прямо в голове Хованского прозвучало на чистейшем русском: «Мертвые дважды не умирают!»

Глава шестая

Еще Аристотель упоминает об изготовлении в Индии так называемых дамасских клинков, сделанных из булата. Это особая разновидность твердой стали, обладающая большой упругостью и вязкостью. Главнейший признак, по которому булат отличается от обыкновенного металла, составляет узор, полученный им во время ковки. По своей форме он бывает: полосатый, когда состоит из прямых линий, почти параллельных между собой, это низший сорт дамасска; струйчатый, или средний сорт, когда между прямыми попадаются еще и кривые линии; волнистый, если кривые линии преобладают над прямыми; сетчатый, когда линии эти, извиваясь, вдут по всем направлениям; и наконец, коленчатый, или высший сорт, когда рисунок, проходя во всю ширину клинка, повторяется по его длине.

По крупности узора различают три вида: мелкий, встречается на дамасске низшего сорта, средний, принадлежит более высокому сорту, и крупный узор, когда величина его доходит до размеров нотных значков. По цвету или грунту металла различают три сорта булатов: серый, бурый и черный. Чем грунт темнее, а узор на нем более выпуклый, тем дамасск считается выше.

Лучший дамасский клинок обладает следующими свойствами: узор его крупный, коленчатый, белого цвета, отчетливо выделяющийся на черном грунте, отлив золотистый, а звук должен быть долгий и чистый.

(Фон Винклер. Оружие)

Над Парижем висел влажный августовский вечер. Только что прошел дождь, и опустившиеся на город сумерки были напитаны прелой сыростью бульваров, бензиновой гарью и духами. Тихо опадала листва с каштанов, на Марсовом поле, где когда-то негодяй Робеспьер ловко ездил по ушам недалеким французам, подпирал небо мокрый скелет Эйфелевой башни.

Наплывавший со стороны Сены густой туман укутывал город толстым пуховым одеялом.

Однако Парижу было не до сна. В этот вечер множество машин устремились по Елисейским полям в сторону Булонского леса, где намечалось грандиозное, с фейерверком, празднество. Влажно шуршали по мокрому асфальту покрышки, отсвечивали в лужах зажженные фары. Посмотрев в окно «ситроена» на светившийся в вышине стеклянный купол Большого салона, штабс-капитан Хованский зевнул — не выспался после вчерашнего веселья с девочками в «Кафе де Пари».

Рядом, на сафьяне сиденья, развалился плотный апаш с погонялом Хорек — быстрый и ловкий, в рулевых подвязался Жоржик Заноза, а справа от него разместился сам мэтр парижских бандитов фартовый Мишель Богарэ по прозвищу Язва Господня.

До такой вот жизни Семен Ильич пер долго. Помнится, неудачно отобедав в Константинополе, он в древней византийской культуре сразу же разочаровался, и понесла его нелегкая куда подальше — в Париж.