Доктор Серван
В малоизвестном произведении Александра Дюма-сына «Доктор Серван» повествуется о гениальном ученом, желающем познать природу человеческих чувств. Его опыты окутаны мраком, но однажды по городу разносится слух, что таинственный доктор изобрел средство воскрешать мертвых…
1.0 — создание файла
Взято из файла с Литреса
Александр Дюма
Доктор Серван
I
Около 1820 года на берегу Рейна в маленьком городке С. жил один врач, известный под именем доктора Сервана. Этот человек жил уединенно и держал при себе только одного слугу почти одних с ним лет. Но из этого не следует заключать, что доктор был мизантропом, избегавшим общества людей; точно так же не стоит думать, что он ненавидел своих соотечественников. Напротив, доктор Серван был всеми любим и уважаем, потому что никогда, ни днем ни ночью, он не отказывал в помощи тем, кто в ней нуждался. По воскресеньям и в праздничные дни он ходил в церковь, и в целом городе не было ни одного человека, который бы не знал имени доктора. Всякий бедняк в случае болезни без опасения мог послать за ним, и доктор не только с необыкновенным усердием заботился о больном, но даже нередко помогал ему в нужде. Таким образом, если бы доктору временами не случалось лечить богатых людей, щедро ему плативших, то он рисковал растратить все свое имущество и в случае собственной болезни оказался бы не в состоянии помочь самому себе. Но следует признать, хотя это и не с лучшей стороны характеризует наше несчастное общество, что доктор не всегда получал награду по своим заслугам и там, где он сеял добро, часто вырастала неблагодарность.
Так как доходы этого доброго человека были очень незначительны, то ему порой приходилось ограничивать себя в благодеяниях, несмотря на то, что он вел жизнь весьма умеренную. Помогая страждущим, он должен был делать кое-какие сбережения и для себя, чтобы впоследствии самому не нуждаться в благотворительности. Подобная добродетель в других зачастую удивляет тех людей, которые сами ею не обладают. Из этого выходило, что злые люди, пользовавшиеся услугами доктора, видели в нем не благодетеля, посланного Провидением, а простого добряка, которого можно обобрать до нитки. После выздоровления больные не принимались тотчас за работу, но продолжали лежать в постели, находя весьма приятной возможность понежиться дома за счет доброго доктора. Сначала Сервана легко ловили на эту хитрость, но со временем даже его жизненная философия оказалась бессильной. Столкновение с людским эгоизмом сделало его более твердым: если он был уверен, что больной совершенно здоров и что его помощь уже не требуется, то он без всякой жалости заявлял: «Теперь вы можете работать», и отправлялся к другим страждущим.
В маленьком городке С. злые люди порой клеветали на доктора Сервана, когда им не удавалось спекулировать на его кармане. Но доктор, по-видимому, не слушал того, что ему предсказывали, не верил слухам и продолжал свои подвиги врачевания и милосердия.
Стоит заметить, что доктор Серван занимался не только медициной: он не принадлежал к числу тех людей, которые сосредотачивают всю свою умственную деятельность на каком-нибудь одном предмете, прикладывают все свои силы для достижения одной цели. Нет, он был также исследователем, философом и мудрецом. В отличие от многих других медиков доктор Серван видел в человеке не только систему костей, сплетение мускулов, нервов и кровеносных сосудов, но и душу. Да, доктор Серван сделал много трудных операций, вылечил не одну тяжелую болезнь с помощью скальпеля и своих рецептов, но он также обладал и значительными познаниями в религии. Именно они позволили ему спасти немало несчастных и исцелить множество ран — таких, которые пусть и не заметны снаружи и проявляются только в морщинах на лбу, но при этом страшно грызут сердце страдальца.
Таким образом, к чувству уважения и удивления, которое все жители маленького городка С. питали к доктору Сервану, у большинства из них примешивалось и другое чувство — суеверного опасения и даже страха. Даже если не принимать во внимание склонность немцев верить во все сверхъестественное и фантастическое, мы заметим, что люди, которые приобрели глубокие познания через учение или опыт, кажутся непонятными толпе, гораздо охотнее верящей сверхъестественному дару, нежели силе воли и плодам умственного труда. Людям, не пытающимся выйти за рамки привычного видения мира, не остается ничего иного, как объяснять непостижимые для них поступки других людей вмешательством Неба.
Итак, в городе были жители, которые при встрече с доктором низко кланялись ему, как из уважения, так и из суеверия. Про этого человека рассказывали необыкновенные истории: будто он оживлял людей, которых уже считали погибшими; производил такие метаморфозы, в результате которых внявший его советам из безбожника, лентяя и развратника превращался в человека набожного, трудолюбивого и умного; наконец, этот доктор, расточавший столько благодеяний, единственно из любви к ближнему мог причинить зло тому, кто заслужил его ненависть. Этих причин было вполне достаточно, чтобы все старались поддерживать с ним хорошие отношения.
Что касается самого доктора, то он знал, что у некоторых из его соотечественников сложилось о нем особое мнение. Но оттого ли, что оно увеличивало его влияние, или оттого, что оно отчасти было справедливо, он не старался его опровергнуть. Когда же в очередной раз кто-нибудь, удивленный его необыкновенным искусством, спрашивал: «Господин доктор, а правду ли говорят, что вы знакомы со сверхъестественной силой?» — он отвечал только: «Пусть говорят», и, не распространяясь более об этом предмете, заговаривал о другом. Ничто, однако, не давало повода для подобных предположений, и во всем доме доктора не было ничего фантастического, кроме необыкновенной худобы его лакея.
Действительно, Ивариус — так звали слугу господина Сервана — был настолько тощ, что едва ли где-нибудь можно было встретить другого такого человека. Ивариус отличался высоким ростом и казался еще вдвое выше из-за своей необыкновенной худобы. Вследствие невероятной гибкости верхняя часть его тела постоянно качалась, подобно колосу во время сильного ветра. Ноги господина Ивариуса были слишком длинны по отношению к туловищу. Он мог не наклоняясь почесать колено не только благодаря своим длинным рукам, но и благодаря предлинным пальцам, чрезвычайно подвижным, напоминающим лапки паука. Все части тела у Ивариуса казались вытянутыми. Его нос и подбородок будто находились в постоянном состязании, стараясь, насколько возможно, достигнуть какой-то неосязаемой точки горизонта. Редкие зубы, уцелевшие во рту этого человека, были желтыми и продолговатыми, густые угловатые брови обрамляли глаза, в которых читалась кротость и даже смирение. Кожа на его лице напоминала старый пергамент и была изрезана бесчисленным количеством морщин. Ступни его были очень малы. Природа, казалось, только ради потехи дала этому человеку хоть что-то совершенное и тем самым окончательно его изуродовала. Пряди всклокоченных жестких волос Ивариуса были собраны на затылке в мешочек из черной тафты.
Его голову поддерживала тонкая шея, в середине которой находился огромный неподвижный выступ, который зовется Адамовым яблоком; но стоило Ивариусу что-нибудь проглотить или заговорить, как этот выступ будто оживал и начинал бегать по горлу с удивительной быстротой. Прибавьте к портрету лакея башмаки с пряжками, чулки пепельного цвета, штаны, жилет и верхнее платье зеленого цвета с беловатым от ветхости отливом, и вы получите цельное представление об описываемой нами особе. Не стоит, однако, думать, что если Ивариус носил ветхую одежду, то господин его был скуп и отказывал ему в обновках. Дело было в том, что Ивариус отличался чрезвычайной бережливостью и считал излишним заставлять своего господина расточаться на такие безделицы, как платье, в то время как сам он тратит деньги на другие, более важные предметы.
Подобные размышления Ивариуса многое говорили о его характере, и раз уж мы начали писать его нравственный портрет, то, с позволения читателя, закончим его. Ивариус был честным человеком в полном смысле слова. Он уже так давно находился в услужении у доктора Сервана, что даже не помнил того времени, которое предшествовало его вступлению в эту должность. Ему казалось, что он начал жить только с того момента, когда впервые переступил порог дома своего нынешнего господина. К нему, лишенному с самого детства семьи, имущества и всех прочих благ, прежде относились если не с презрением, то по крайней мере с недоверием.
Больше всего он сожалел о том, что в молодости не имел возможности получить хорошее образование. Когда ему предложили место у доктора Сервана, который уже в то время составил себе репутацию весьма ученого человека, то Ивариус твердо решил приняться за учение и с пользой проводить свободные минуты. Избранные люди порой находят в науке и религии отраду и утешение. Когда наш бедняга разочаровался в своих первых мечтах, то начал искать себе опору, но не находил ее. Он впал в глубокую задумчивость, и задумчивость эта проявлялась во вздохах и слезах. Ему, однако, казалось, что другие люди, более сильные духом и более умные, чем он, также испытывали страдания, которые должны были получить более определенное выражение, нежели его собственные, чтобы служить наукой другим. Ему думалось, что чтение книг станет для него утешением, и потому как только Ивариус вступил в услужение к доктору Сервану, он не терял надежды, что эта великолепная библиотека, которую он должен был каждое утро подметать, окажет благотворное влияние на его ум и сердце.
Как мы уже сказали, эта жажда к учению была у Ивариуса не врожденной, а приобретенной. Его отличало некоторое честолюбие, которое, впрочем, не должно было далеко его завести. Он полагал, что судьба заставит его избрать ту же стезю, по которой смиренно шли его родители. Отец и мать Ивариуса были земледельцами; юноше казалось весьма естественным и самому стать крестьянином, обрабатывать землю и питаться плодами своего собственного труда.
Случилось так, что владелец их маленькой фермы поступил несправедливо и совершенно разорил их. Тогда Ивариусу пришлось пойти в лакеи, чтобы добывать себе пропитание. Все заработанные деньги молодой человек отдавал родителям, которые в былые, более счастливые, времена никогда не жалели для него куска хлеба, даже если он и проводил день в праздности. Через некоторое время родители умерли. Ивариус почувствовал потребность заменить чем-нибудь эту сыновнюю привязанность и начал волочиться в городе за разными женщинами, разумеется, двусмысленного поведения. Денег у него не водилось, он был худой, робкий и далеко не красивый, женщины смеялись ему в глаза. Беспрестанно встречаясь с неудачами, юноша стал считать себя жертвой судьбы и решился, углубившись в науку, забыть несчастья, постоянно его преследовавшие.
Доктор Серван, принимая в услужение Ивариуса, думал, что берет к себе обыкновенного лакея. Не трудно представить себе, как он разгневался, когда заметил, что Ивариус, покончив со своей ежедневной работой, отправлялся в библиотеку, выбирал самую толстую книгу и уходил летом в сад, а зимой в свою комнату. Доктор Серван приказал своему лакею прекратить подобные занятия, если он не хочет лишиться места, но Ивариус бросился на колени и в слезах проговорил, что, если ему не позволят читать, он лучше покинет этот дом. Доктор тотчас рассудил, что гораздо лучше, если лакей читает, нежели шляется по кабакам, тем более так он всегда будет при нем, и позволил любознательному Ивариусу просвещаться в своей библиотеке, в которой сам давно не бывал. Так книги, уже бесполезные для ученого доктора, легли в основу образования Ивариуса. Лакей с благодарностью бросился в ноги своему господину и остался в его доме.
Быть может, мы слишком увлеклись портретом Ивариуса, которому, впрочем, не суждено играть слишком важной роли в нашей истории, но нам он показался довольно редким типом простолюдина. Вместо того чтобы искать утешение в вине и разврате, он, повинуясь велению сердца, без всяких наставлений со стороны, уверился в том, что человек, к какому бы классу он ни принадлежал, должен стремиться к выбранной цели. Ивариус полагал, что твердая воля позволит ему сделать то, чего другие достигали с помощью родителей и денег. Мы не смогли устоять перед желанием представить этот тип нашим читателям. Дальнейшее повествование покажет, что Ивариус, следуя по тому пути, который он себе начертил, не только утешился сам, но и дарил утешение другим. Что же касается самого доктора Сервана, которого мы на время оставили, занявшись его управляющим и другом, потому что понятно, что Ивариус не мог оставаться только его лакеем, — что касается доктора Сервана, то он благодарил Провидение, ниспославшее ему такого человека, каким был Ивариус.