Несмотря на холод, лицо Генриха горело. Он открыл окно и с наслаждением вдохнул морозный воздух сумрачного утра. Это немного отрезвило его, и лихорадочное отчаяние, казалось, отступило. Необузданное горе сменилось глубокой задумчивостью, из которой юноша вышел только тогда, когда почувствовал, что кто-то положил ему руку на плечо. Он обернулся и увидел Сервана.
— Ну что? — спросил молодой человек, сердце бешено колотилось в его груди.
— Больная уснула, горничная присматривает за ней.
— Вы ее спасете?
— Я не могу ручаться.
— Но надежда есть?
— Я смогу сказать об этом с уверенностью завтра утром, если конвульсии не возобновятся. Хорошо, что меня еще не слишком поздно позвали.
— О, да благословит вас Господь за то, что вы так быстро пришли!
— Это моя обязанность, — важно ответил доктор. — И она как раз вынуждает меня спросить, известно ли вам, кто отравил эту девушку?
— Она сама это сделала… — проговорил Генрих.
— У нее было большое горе? — спросил доктор, присаживаясь на стул.
— Да.
— И кто же был его причиной?
— Я.
В этот миг молодого человека охватили болезненные воспоминания, и он откинул голову на спинку кресла, потому что слезы снова потекли у него из глаз.
— Но что же вы могли сделать такого, чтобы заставить эту милую девушку решиться на самоубийство, вы, которому, по-видимому, она так дорога?
— О, — со вздохом ответил Генрих, — мой поступок в одно и то же время очень прост и ужасен.
— Я вас слушаю, — проговорил доктор.
— Но как мне рассказать вам об этом! — воскликнул юноша, стараясь сдержать рыдания, которые, казалось, каждую минуту были готовы вырваться наружу. — Я познакомился с Магдалиной, когда закончил университет. Эта девушка была простой работницей, но она отличалась такой кротостью и красотой, что я в нее страстно влюбился.
Мое семейство было богато, и я не сомневался в том, что сделаю Магдалину счастливой. Она доверилась мне и не избегала моей любви. Она отдалась мне без всякого сопротивления, как и всякое благородное сердце отдается мужчине, которого оно выбрало и которому верит. Магдалина лишь сказала мне, что умрет в тот день, когда я покину ее. Я долго уговаривал ее оставить тот дом, где она работала. Магдалина, наконец, согласилась, и я снял для нее этот маленький домик, который очень просто меблировал, потому что бедная девушка не знала роскоши. К тому же богатая обстановка наверняка оскорбила бы ее, потому что она могла бы счесть это платой за свою любовь. Магдалина была сиротой и не имела других родственников, кроме старой тетки, которая, узнав о проступке своей племянницы, не желала ее больше видеть и умерла, так и не простившись с ней.