Брат упорно молчал, но я тоже не отступал, и он наконец сдался. Однако ответ его поверг меня в еще большую растерянность, ибо история оказалась совершенно немыслимой.
…Примерно с месяц назад брат поднялся на башню полюбоваться в бинокль храмом Каннон, и среди моря лиц он вдруг увидел девушку. Она была так прекрасна, так божественно хороша, что брат мой, равнодушный к женскому полу, едва не лишился чувств. Придя в себя, он стал лихорадочно крутить окуляры, но красавица словно испарилась, он так и не смог отыскать ее в толпе.
С тех пор брат лишился покоя. Образ прекрасной незнакомки неотступно преследовал его, и будучи от природы человеком скрытным, он таял от старомодных любовных мук. Современная молодежь, вероятно, посмеялась бы над подобным чудачеством, но в те времена люди были иными — и нередко мужчины сгорали от страсти к красавицам, с которыми им и побеседовать-то не довелось…
И вот, одержимый безумной надеждой отыскать незнакомку среди людских толпищ, осаждающих храм Каннон, брат, слабея от голода и тоски, изо дня в день все поднимался и поднимался на башню. Да, непостижимое чувство — любовь…
Окончив рассказ, брат с отчаянием приник к окулярам. Глаза его болезненно сверкали. Я горячо сочувствовал ему, сердце мое обливалось кровью при мысли, что поиски его обречены на неудачу: ведь с равным успехом можно искать иголку в стоге сена. Но у меня не хватало духу помешать ему, и со слезами на глазах смотрел я на трагическую фигуру брата. Но вдруг… О, мне никогда не забыть пронзительной красоты той минуты! Прошло уже столько лет, но стоит закрыть глаза, как я снова вижу эту картину… Как я уже говорил, брат точно парил в серых пасмурных облаках. И вот красочным фейерверком в небо взмыл рой воздушных шаров — красных, синих, лиловых… Это было невероятное зрелище — словно знамение свыше, — и от странного предчувствия у меня защемило сердце. Я перевесился через перила, взглянуть, что случилось. Оказалось, что торговец шарами, зазевавшись, отпустил в воздух разом весь свой товар. Причина была самая заурядная, но странное чувство не покидало меня… И тут — тут мой брат, покраснев от волнения, схватил меня за руку.
«Скорее! Мы опоздаем! — кричал он, сбегая по лестнице. — Это она! Я нашел ее!»
Брат тащил меня к храму..
«Я видел ее в гостиной, в доме с новенькими татами. Теперь я знаю, где найти ее!»
Ориентиром нам служила большая сосна, росшая позади храма, рядом с ней, похоже, и был дом, где скрывалась красавица. Но сколько мы там ни ходили, к великому разочарованию брата, девушки не нашли. Сосна стояла на месте, но поблизости не было ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего тот дом. Я убежден, что брату просто-напросто померещилось, но он впал в такое уныние, что для очистки совести я принялся обшаривать все окрестные чайные домики, разумеется, безуспешно.
Когда я вернулся туда, где оставил убитого горем брата, его на месте не оказалось. Я поспешил вернуться к сосне и, пробегая мимо лотков и палаток, заметил один павильончик, который еще не закрылся. Приглядевшись, я увидел подле него брата, прильнувшего к глазку кинетоскопа.
«Братец, ты что?» Я тронул его за плечо.
Он обернулся. Лицо его я помню и поныне.
Взгляд у него был отсутствующий, устремленный в невидимое далеко. Глаза мечтательно сверкали, даже голос звучал словно из другого мира.
«Она там… Внутри!» — выдохнул он.
Я сразу понял, о чем идет речь, и приник к глазку. Перед моими глазами всплыло прелестное лицо дочери зеленщика, О-Сити — бессмертной героини любовной драмы Кабуки.[175] На картине — ибо это была картина в технике «осиэ» — художник запечатлел сцену свидания: очаровательная О-Сити нежно прильнула к своему возлюбленному Китидза в покоях храма Китидзёдзи.
Без сомнения, то было творение гениального мастера. Особенно ему удалась О-Сити: от девушки невозможно было оторвать глаз, чудное лицо ее дышало жизнью. Даже мне показалось, что она живая, так что я нисколько не удивился странным речам брата:
«Я понимаю, что это всего только кукла, сделанная из шелка, но я не могу разлучиться с ней. О, как бы
Брат стоял в каком-то оцепенении. Я догадался, что картину он разглядел с башни — через полуоткрытую крышу павильончика.
Сгущались сумерки, толпы посетителей редели. Возле павильона с кинетоскопом слонялись только мальчишки, которым явно не хотелось уходить. Однако потом и они куда-то исчезли.
Небо хмурилось весь день, но сейчас облака, набухшие влагой, висели совсем низко, усугубляя мрачное чувство. Где-то вдалеке слышалось угрожающее ворчание грома. А брат все стоял как потерянный, отрешенно глядя куда-то вдаль. Так прошло довольно много времени.