Пионовый фонарь: Японская фантастическая проза,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я дух убитого твоего отца Ханэмона. Не случайно вышло так, что, отправившись для свершения мести, я пал от твоей руки — на то есть причины, истоки коих кроются в прошлой жизни. В одном из прежних моих существований убил я восьмерых ни в чем не повинных людей из рода Яхэйдзи. Небо не прощает столь тяжкого преступления. Я это понял только теперь, уже после смерти. Ты тоже не властен избежать сей кары, а потому брось самурайские мысли, оставь думы о мести, надень рясу и усердно молись за упокой наших душ, за меня и за моего брата. В доказательство же того, что слова мои истинны, больше ты меня не увидишь. Раскопай еще раз эту могилу, и ты удостоверишься в сказанном мною. — С этими словами он скрылся.

Хампати разрыл могилу, и — о, чудо! — черепа там не оказалось. Долго терзался он душой, думая, можно ли отказаться от мщения, но напрасны были все его сомнения и размышления — месть врага настигла Хампати, и он пал от его руки.

Кончик носа, стоивший другим жизни

Существа, коих мы именуем тэнгу, обладают удивительным свойством читать все мысли, приходящие на ум человеку.

В селении Одавара, при святой обители Коя, жил некий ремесленник, изготовлявший из дерева криптомерии чашки и другую кухонную утварь. Однажды, когда он, выгибая тонкие деревянные пластинки, как обычно, мастерил посуду, откуда ни возьмись появилась перед ним красивая девица лет двенадцати — тринадцати. Удивленный ее появлением, ибо пределы монастыря для женщин запретны, он устремил на нее пристальный взор и видит: подошла она к его лавке и стала перебирать опилки и стружки, приговаривая:

— Ах, бедная криптомерия, сломали тебя, срубили! — Так, сокрушаясь о дереве, она всячески мешала ремесленнику работать.

Ремесленник гнал ее прочь, бранил, однако она не обращала на его слова никакого внимания. Тогда, рассерженный не на шутку, решил он тихонько подкрасться к ней и стукнуть ее разок-другой деревянным молоточком, но не успел он о том подумать, как она, сразу угадав его мысли, сказала вдруг:

— Ах, вот как, вы хотите меня ударить? Напрасно, у меня быстрые ноги, убегу, прежде чем вы успеете на меня замахнуться!

Тогда он надумал бросить в нее точильным кругом, но она засмеялась:

— Нет, нет, терпеть не могу, когда в меня чем-то кидают!

Пока он размышлял, что ему делать, со стенки случайно свалились стальные зажимки для деревянных пластинок и задели девицу за кончик носа. От неожиданности она сильно перепугалась, в тот же миг приняла истинное обличье, обернулась тэнгу и улетела в горы.

Там собрала она множество сородичей и вассалов и Сказала:

— Ой-ой, на свете нет ничего страшнее ремесленника, изготовляющего посуду! Ни в коем случае туда не ходите. Гнев разбирает меня, как вспомню, какого страха я натерпелась! Нужно этой же ночью спалить огнем весь монастырь, а этого негодяя ремесленника пустить по миру голым!

Затем тэнгу договорились, в каких местах подожгут они обитель, и назначили время — час Обезьяны.[83]

В тот же день, как раз в это время, настоятель храма Хокоин, задремав перед обедом, был разбужен гомоном тэнгу. Скорбь охватила его при мысли, что сгорит святая обитель. «Пожертвую собой, — решил настоятель, — отправлюсь в царство тэнгу и уговорю их не предавать монастырь сожжению!»

И вот он зажал под мышками справа и слева оконные ставни, оклеенные бумагой. Они тотчас же превратились в крылья, и настоятель взлетел в поднебесье.

Монахи, ученики его, в этот час раскладывали на кухне по мискам кушанье. Они тоже взмыли в воздух вслед за учителем. И по сей день еще можно видеть у главных ворот храма их изображения; называют сии фигуры «тэнгу, держащие ковшик».

А после в том храме случилось чудо: однажды ночью кто-то снял тяжелый навес с огромных главных ворот, который несколько сот людей и то не могли бы сдвинуть с места, и бросил его на дорожку, ведущую к храму. С тех пор люди покинули этот храм, он стал необитаем, и в течение долгого времени нога человеческая там не ступала.

Чудесное возвращение из столицы

В бухте Сакаи на исходе весны, когда цветет сакура, рыбаки тянут сети, ловят карпов розоватого цвета, ищут ракушки розовые, как сакура, а торговцы рыбой спешат пораньше распродать свой товар. Еще не совсем рассветет, а они уже идут вереницей по улицам, неся грубого плетения корзины, полные рыбы…

И вот однажды, дойдя до Ивовой улицы, у Большого проспекта, увидели они впереди красивую женщину — гибкая, тонкая, с веткой увядшей глицинии в руке, шла она одна-одинешенька, без провожатых, без слуг.

Рыбаки, все молодые парни в расцвете сил, уж на что дерзки и лихи, а при виде одинокой красавицы пришли в великое изумление, заговорить с нею не посмели. Словно в каком-то наваждении, молча шли они за женщиной следом; она же сперва постояла у ворот лавки, где торговали киноварью и тушью алого цвета, потом остановилась возле меняльной лавки и, казалось, с досадой взирала на закрытые двери. И тут молодым парням пришли в голову неразумные мысли — решили они, что красавица эта не иначе как девица легкого поведения, «а коли так, надо пригласить ее в дом свиданий и, пока еще ночь на дворе, поразвлечься…».