— Вообще-то по-разному, зависит от контекста. Тебе зачем?
— Да у деда в записях встречал пару раз.
— Чаще всего так называли приёмного отца или просто человека, который старше по возрасту и на которого равняются.
— Типа учителя?
— Но только не школьного, а такого, знаешь… по жизни.
— А «ту пропэйлоча»?
— Может, «ту пропэйлоч-ар»? Тогда — «ты прощён». Тоже у деда в записях нашёл?
— Тоже… Настя, — решился он наконец, — тут такое дело.
— Молодые люди, — встряла тётка, топтавшаяся у них за спиной и с сопением перекладывавшая сумку из руки в руку, — вы сх
Не дожидаясь ответа, она начала протискиваться между ними, работая плечом как тараном.
От остановки шли, смеясь и обсуждая таких вот… таранистых и горластых. Но шутки были какие-то вялые, словно размороженные овощи.
— Я уезжаю, — сказал Сашка, когда пересекали аллею. — Летом; родители купили путёвку.
Настя какое-то время молчала, просто шла рядом, крепко сжав его ладонь своей.
Впереди на лавочке, подстелив газетку, мостился ветхий старик. Хмуро поглядел на них и за чем-то полез в карман куртки.
— Саш…
— Я знаю, самому обидно, но… это не на всё лето, только на месяц. Я не могу отказаться.
— Саш, я тоже уезжаю.
— По путёвке? Куда? Может, и ты в…
— Нет, Саш. Я не по путёвке и не летом. Через пару недель. Папу переводят на полуостров.
— Надолго? — только и спросил он.