Мама покачала головой:
— Только копии, это наше условие. Всё будет в порядке, сына. Всё — как надо.
Позже, в постели, глядя в потолок, расчерченный на квадраты светом уличного фонаря, Сашка вспоминал своё выступление. Как он заявил: «Моего деда всегда пытались использовать. Повстанцы, миротворцы, власти, критики…»
Раз за разом прокручивал одни и те же свои слова.
Вспоминал слова отца, матери. Вспоминал незнакомца.
Где-то совсем рядом молча, как дедов шар, ожидало понимание.
В школе их собрали в актовом зале и каждому выдали по диплому. Сашке с Курдиным — ещё и грамоты. Долго хлопали, говорили глупости.
Курдин был мрачен, язвителен, нелюдим. На переменке окоротил Вадю, который начал зубоскалить про причёску классной, — и ухромал во двор.
— Совсем зазнался, — хмыкнул Лебедь. — Перечитался, небось, дедовых архивов. «Чванливый победитель, не забудь, и над тобой когда-нибудь взметнётся фортуны меч!..».
На лавочке Курдин сидел, чуть вывернув ногу, чтобы не сгибать. Сашка небрежно плюхнулся рядом.
— Дома влетело?
— Так… — сказал Курдин, помолчав. — Ерунда. Победителей не судят. А твои что?
— Гордятся, блин.
— Везучий ты, Турухтун…
Сашка неопределённо пожал плечами. Посидели молча, наблюдая за младшаками, гасавшими с мячом по спортплощадке.
— Слушай, — решился наконец Сашка. — Есть одно дело…
Прямо перед их ногами в луже шалели воробьи. Сашка говорил, а сам не сводил с них взгляда.
Курдин выслушал молча, ни разу не перебил.
— Зачем? — спросил хмуро. — Зачем тебе?..
— Надо.