Дар или проклятье

— Если бы дело было только в этом… — он опять мнется. — Как бы тебе сказать… — взглядом он молит миссис Корбетт о помощи, и та, конечно, немедленно встревает в разговор:

— Для образования молодой леди недостаточно только иностранных языков. Гувернантка поможет вам, девочкам, достигнуть совершенства, — изрекает она, смерив меня взглядом с головы до пят.

Мои руки сжимаются в кулаки. Я знаю, как сейчас выгляжу: строгая, лишенная каких бы то ни было украшений матроска с высоким воротом, разношенные башмаки, которые я надеваю для работы в саду, волосы заплетены в косу. Ничего особенного, конечно, но это лучше, чем быть неряшливой. Неряхи всегда привлекают к себе внимание.

— У нас еще фортепьяно раз в неделю, — напоминаю я Отцу.

Миссис Корбетт ухмыляется, и ее глазки тонут в складках жира:

— Я уверена, дорогая, у твоего отца на уме отнюдь не только уроки фортепьяно.

Я должна бы, как примерная девочка, опустить очи долу, но я этого не делаю. От сладенького, высокомерно-фамильярного «дорогая» у меня сводит зубы. Развернув плечи и упрямо выставив вперед подбородок, я смотрю прямо в ее карие глазки-пуговки:

— А что еще?

— Могу я быть с тобой откровенна, маленькая мисс Кейт?

— О да, пожалуйста, — отвечаю я сладким, как патока, голоском.

— И ты, и мисс Маура сейчас в том самом возрасте, когда следует задуматься о будущем. Скоро вы начнете выезжать, а там перед вами встанет выбор: выйти замуж и растить детей или, если на то будет Божья воля, присоединиться к Сестричеству.

Я тереблю золотые кисти на абажуре отцовской настольной лампы, а на моих щеках все сильнее разгорается румянец:

— Я прекрасно осведомлена об этом.

Как будто я могу забыть! Как будто я не провожу полжизни, сопротивляясь растущей в душе панике, изо всех сил стараясь не позволить страху сожрать меня со всеми потрохами.

— Однако ты, возможно, не знаешь, что у вас, барышни, сложилась определенная репутация. Репутация эксцентричных особ. Вас считают синими чулками! Особенно мисс Мауру. Кому как не вам знать, что она вечно сидит, уткнувшись носом в книгу! Ведь так? И все снует в книжную лавку и обратно, туда-сюда, туда-сюда! Вы обе не ездите с визитами и не принимаете гостей. Оно и понятно, кто вас научит, без матери-то… — и миссис Корбетт с печалью покосилась на Отца. — Все это весьма и весьма прискорбно. Поэтому я сочла, что мой добрососедский долг — донести до вашего Отца все, о чем люди говорят.

Уж конечно, она это сделала; другой такой назойливой ищейки, вечно сующей нос не в свои дела, свет еще не видывал.

Эксцентричные особы — вот как она сказала. Неужели о нас судачат эти жирные городские коровы? А что, если слухи уже дошли до Братства? Отца, известного богослова-латиниста, Братья уважают. Пока Мама была жива, а Отец еще не унаследовал от дядюшки его корабельный бизнес, он учил мальчишек в нью-лондонской школе. Однако этого недостаточно для того, чтоб его дочери были вне подозрений. Сейчас нет никого, кто был бы вне подозрений, — время такое. Мне кажется, нам безопаснее жить отшельницами. Впрочем, возможно, я и ошибаюсь.

Мое лицо вытягивается, но Отец принимает мое молчание за согласие.

— Миссис Корбетт известная молодая леди, которая прекрасно нам подойдет. Она свободно говорит по-французски, владеет живописью, музицирует…

Его голос все еще звучит, но я уже перестала слушать. И так ясно, что будущая гувернантка достигла совершенства в тех милых, бесполезных навыках, которые светское общество так ценит в молоденьких барышнях.