Дар или проклятье

— А что случилось с мисс Ротт? — спрашиваю я, стараясь сидеть не шевелясь, потому что каждое мое движение сопровождается шорохом пышной нижней юбки.

— Ее отправили в Харвуд, — качает головой миссис Уинфилд, и украшенный драгоценными камнями гребень в ее волосах ловит свет люстры. — Я уверена, ваша матушка ни за что не стала бы иметь с ней дела, если бы знала, кто она такая. Они были давними приятельницами, вместе учились в монастыре у Сестер. Я уверена, она считала, что мисс Ротт была хорошей, честной, богобоязненной женщиной. В конце концов, она же была членом Сестричества! Все были потрясены. Конечно, после ареста Сестры изгнали ее из ордена.

— Конечно. Интересно, она все еще в Харвуде? — вздрагиваю я.

— Полагаю, да. Ей вряд ли когда-нибудь позволят появиться в приличном обществе, — говорит миссис Уинфилд, помахивая зеленым шелковым веером, чтоб хоть немного разогнать душный воздух комнаты.

— Кейт, если вам что-то будет нужно, непременно дайте нам знать. Я ведь могу называть вас просто Кейт? Ах, бедное дитя. Нелегко становиться взрослой без материнской опеки, — миссис Ишида сочувственно вздыхает и подносит к глазам кружевной платочек. — Моя мама скончалась, давая жизнь моему младшему брату, и отец больше не женился. Так что я в полной мере понимаю, сколь тяжело вам приходится.

Почему-то я в этом сомневаюсь. Ведь ей же не приходилось беспокоиться, чтобы ее не арестовали как ведьму, верно? Но миссис Ишида уже поглощена воспоминаниями о бедной дорогой матушке, и разговор уходит от мисс Зары Ротт. Мораль и так ясна: женщины, которые слишком своевольны, или слишком образованны, или чересчур странны, или излишне пытливы, будут наказаны. И они заслуживают своей судьбы.

Такие женщины, как Зара.

Такие женщины, как мы.

Мы проводим в гостях положенные полчаса. Дальнейший разговор скучен, как осенний дождь: помолвка Кристины и Мэтью Колльера, подозрения миссис Уинфилд, что горничная украла ее серьги, разнообразные всеобщие советы миссис Малькольм по поводу режущихся зубок ее сына. Когда мы поднялись, чтобы уходить, миссис Ишида поблагодарила нас за визит и пригласила непременно навещать ее по средам.

— Ваша матушка гордилась бы тем, какие прелестные дочери у нее выросли, — заявила она, касаясь моей щеки своей, похожей на ощупь на засушенный цветок.

Я улыбаюсь ей, хотя мое мятежное сердце запинается от такого предположения. Ее дочь в другом конце комнаты адресует мне нервную усмешку.

Миссис Ральстон и миссис Малькольм берут с нас обещание непременно посетить их еженедельные званые вечера. Кристина и Роза после краткого колебания следуют их примеру и спрашивают, когда мы принимаем. Маура бойко отвечает, что наш приемный день — каждый второй вторник.

В экипаже сестра смотрит на меня и ухмыляется:

— Все прошло неплохо, правда же?

— Полагаю, да. — Если не считать того, что моя крестная мать оказалась ведьмой, Сестрой и вдобавок арестанткой.

— Ой, ладно! Я думаю, мы имели настоящий успех.

— Прелестно! — кривляюсь я. — Все было просто прелестно!

Маура смеется. Это не то вежливое хихиканье, которое она использует в обществе, а ее настоящий смех — мелодичный, ничем не сдерживаемый, как бурлящий среди скал ручеек. Это мой самый любимый звук на свете.

— Жаль, я не подсчитала, сколько раз миссис Ишида произнесла это слово. До чего ограниченный словарный запас у этой женщины!

— Раз уж на то пошло, я сомневаюсь, что ей позволялось читать что-то, кроме Писания. Последнее, что нужно Брату Ишиде, — это жена, которая сможет его переплюнуть.