Но я не могу сбежать.
— Ты, кажется, расстроилась, — осторожно продолжает он. — Прошу прощения, что огорчил тебя.
— Я не
Я злюсь. Почему девушкам не полагается злиться?
Финн опускается рядом со мной на колени. Он тянется, чтобы помочь мне, немедленно напарывается на шип и ойкает. Капля крови стекает по его пальцу, который он тут же тащит в рот. У него красивый рот — сочный, красный; нижняя губа немного шире верхней.
Я роюсь в кармане плаща и вытаскиваю старый носовой платок.
— Вот, — предлагаю я, почти швырнув платок ему в лицо.
— Спасибо. — Финн подхватывает его, обматывает вокруг указательного пальца и снова тянется к кустам.
— Позволь уж мне, — настаиваю я. — Ты все равно не понимаешь, что делать.
Я помню, как Мама посадила эти розы, и не хочу, чтобы Финн загубил их, повыдергивав вместе с сорняками.
Повисает пауза. Я абсолютно уверена, что сейчас он встанет и уйдет, устав от грубостей злющей, как оса, ехидной любительницы уединения.
— Тогда покажи мне, как надо, — предлагает он с самым серьезным лицом. — Я должен этому научиться, я ведь садовник.
Я вздыхаю. О, как бы мне хотелось на него обидеться! За то, что он пришел сюда, на мое место, и занял его. За то, что он парень и обладает той свободой, о которой я могу только мечтать. За то, что он тот самый умный сын, о котором так мечтает мой Отец. Я хочу обидеться, но он ведет себя так, что мне трудно это сделать. Потому что он вовсе не самодовольный зануда, каким казался мне раньше.
И он не жалуется, хотя я уже давно изливаю на него свой гнев. Как будто он чувствует, что мне это необходимо. Но я немного побаиваюсь того, что могу сделать — или сказать — если он сейчас не уйдет.
— Не сегодня, — говорю я. — Пожалуйста. Я просто хочу побыть одна.
Финн поднимается, подбирает свою книгу и судок для ленча.
— Конечно. Возможно, когда-нибудь в другой раз. Всего хорошего, мисс Кэхилл.
7
Я чувствую себя связанной индейкой.
Сегодня утром мы с Маурой ходили к миссис Космоски на последнюю подгонку. Красноглазая Ангелина, опустошенная из-за потери Габриэль — которую, как до этого ее сестру, без суда увезли из города, — подгибала и отпускала, пока ее мать тыкала в нас булавками. Теперь наши новые платья сидели великолепно. Мы стали неимоверно модными — только вот я чувствовала себя неимоверно нелепой, каким-то свадебным тортом в виде девушки, которой навязали фиолетовое платье с громадными пышными рукавами. Многоярусная юбка — четыре метра парчи ушло — стояла колоколом; мягкое место стало еще мягче благодаря подбивке и топорщилось наподобие зонтика. Елена так затянула мой корсет, что я едва могла дышать, а протестовать не могла совсем.