Но арабы, похоже, не появлялись. Когда я поднялся на этаж, это стало окончательно ясно. Дверь в квартиру Есикова была приоткрыта. Самую малость, как она могла не захлопнуться до конца, если ее распахнул и что было силы долбанул о стену вылетающий в погоню чернокожий. Я осторожно пихнул ее ногой и вступил в затхлую тишину прихожей. Мертвую тишину… Внутренне приготовившись к жуткому зрелищу, я вошел в комнату. Картинка, возникшая передо мною, была достойна съемочной площадки Голливуда. Африканский изувер покопался в организме моего сокурсника с тщательностью, достойной лучшего применения. Потроха расползлись по журнальному столику синюшной подсохшей кучей, сердце валялось в соседнем кресле, на полках книжного шкафчика поместились легкие. Глазные яблоки плавали в кувшине с водой. «Не ходите, дети, в Африку гулять». Не в силах смотреть на этот чудовищный натюрморт, в буквальном смысле этого слова, я отвернулся и выгрузил из кармана свой подарочек.
«Тульский Токарева» брякнулся в приоткрытый ящик письменного стола, а полиэтиленовый пакет я тщательно затолкал в карман. Наверное, лучше, что именно так все получилось. Хашишины помогли мне перевести стрелку на Есикова, который хоть после смерти сделает доброе дело, приняв огонь на себя. Через пару дней здесь начнет вонять, вот тогда и обрадуются в местном РОВД: труп ниггера у них уже есть, а теперь появится расчлененка, которую, впрочем, быстро с негром увяжут, стоит произвести сравнительную дактилоскопию. А потом в столе найдут пистолет. Вот это будет подлинный триумф уголовного розыска — найден предполагаемый убийца арабов, а то, что он не ушел от возмездия, только доказывает его причастность к этому делу.
Интересно, зачем черномазому потребовалось убивать Лешу, тем более так зверски? Как это похоже на бухарский флэт Алмазбека Юсуповича где порешили дебилов-охранников! Возможно, что закачанного до отказа наркотиками федаи в какой-то момент переклинило, а может быть, арабы захотели таким образом поквитаться со мной, убрав, как им показалось, моего друга. Все может быть, не знаю. Я осторожно высунул нос за порог, огляделся, прислушался и бесшумно покинул квартиру, носком ноги притворив дверь. Какое счастье, что у Есикова не оказалось любопытных соседей!
Я спустился по лестнице, с беспечным видом вышел на улицу и занялся машиной. Первым делом обшарил салон на предмет бомбы, потом заглянул под капот — перестраховка, но мне так спокойнее. Когда не волнуешься, что может вдруг бабахнуть, живется несравненно легче. Кстати, чересчур вольготной жизнью я до сих пор похвастаться не мог, а пора бы: отдохнуть, скинуть напряжение, поразмыслить на религиозные темы. Пора свой культ создавать, чтобы править как Хасан ас-Сабах — я ничем его не хуже. Вот только живем мы в более технологически развитом обществе, поэтому полностью автономное государство не создашь — раздавят, но что-нибудь более аморфное, наподобие разветвленного теологического общества, в котором я буду единовластным правителем, почему бы и нет? Создам религиозно-демократическую партию, зарегистрирую ее и стану издавать законы, контролирующие деятельность новообращенных. А чтобы выглядеть вполне официально, приму участие в избирательной кампании, буду, например, баллотироваться в депутаты Петросовета. Тут важен не результат, а, как на Олимпиаде, участие.
Я гнал по набережной Обводного канала, опустив стекло, чтобы свежий ветер дул в лицо. Одновременно работала на полную мощность печка, создавая иллюзию пребывания в жарком субтропическом климате. В результате с левой стороны физиономия мерзла, а с правой — пылала. Так я развлекался до самого дома, где меня, должно быть, уже заждалась Маринка.
Она и впрямь заждалась. Когда я открыл дверь, она бросилась мне на шею и заплакала.
— Что случилось? — недоуменно спросил я.
— Твоя мама позвонила, — прошептала она, — сказала, что ты болен. А ты куда-то исчез, я уж не знала, что и думать.
«Черт бы побрал эту женскую солидарность, — мысленно ругнулся я. — Дернуло же ее позвонить. Ну бабы, ну народ!»
— Зря только нервы трепала. — Я поцеловал Марину. — Ничего не случилось.
— Ты действительно неважно выглядишь, — заметила она. — Ты не простудился со своими купаниями?
— Нет, все нормально. — Я прошел в ванну и включил горячую воду. — Устал, вымотался, есть немного.
— Завтракать будешь?
— Буду.
— Я тебе приготовлю.
— Если не сложно, — язвительно сказал я, намыливая руки.
— Что ты кольцо не снимешь? — спросила Марина. — Мешает ведь, давай я подержу.
Я бросил мыло в мыльницу и стал яростно смывать пену. Что она привязалась к моему кольцу, что им вообще всем от меня надо? Забота о тебе — штука приятная, но когда она переходит некоторые границы, то становится в тягость. Я протер изумруд большим пальцем и взглянул в это зеленое окно. Из-за спины послышался голос жены:
— Мы с этими украшениями теперь и в ванне мыться будем?
В ее реплике было столько неприкрытого нахальства, что я рассвирепел: