— Здесь работы не на один день, — авторитетно заявил я. — Надо брать не только лопаты, а еще и запас еды и пахать пару дней. Да и на чем ты груз повезешь, на этом?
Я кивнул на нашу машину. «Гольф-кантри» потерял свой товарный вид и по трассе международного значения, коей являлась дорога М 10, то бишь Санкт-Петербург — Москва, мог следовать лишь до ближайшего поста ГАИ. Вывозить на нем золото было совершенно нереально, это понимал даже Слава.
— Да-а, — протянул он, — дела…
— Надо возвращаться домой, — сказал я. — До шоссе доедем на этой тачке, спрячем ее в лесу и будем ловить попутку. Видок у нас обоих не ахти, конечно…
— Почистимся. — Припорошенный пылью Слава больше походил на обсыпанного мукой булочника. Кто нас только таких в машину к себе посадит?
— Приедем, — продолжал я, — берем «Ниву», палатку, еду и дергаем на раскопки. Хотя лучше ехать на двух машинах: я подозреваю, что груз в этом фургоне порядочный.
— Тогда что мы стоим? — Кипучая натура кента звала его к действию. — Кстати, разгонялся этот фургон действительно тяжело. Врубаешься, сколько в нем может быть рыжья?
И мы принялись за дело.
11
Яркое утреннее солнце, пробивающееся сквозь березовую листву, образовывало на капоте «Нивы» причудливый, постоянно меняющийся камуфляжный узор. Бесконечное движение пятен завораживало, затягивало… Я встряхнул головой и протяжно зевнул, сладострастно зажмурив красные воспаленные глаза. Я сидел на брезентовом раскладном стульчике и старался не заснуть, ожидая, когда наши женщины приготовят нам завтрак.
Рабочий день перевалил на вторые сутки. Вообще-то, я не любитель пахоты на износ, но что делать, в нашей ситуации выбирать не приходится. Занятие археологией предполагает определенные тяготы и лишения, и всякому «следопыту» иногда приходится вести работы форсированными темпами. Как сегодня, например. Хотя для меня «сегодня» включает и весь вчерашний день, начавшийся с раннего утра. Один большой рабочий день. Как говорил Петрович: «Мы не сеем, мы не пашем — мы ебашим и ебашим». Что-то типа этого мы и производили последние двадцать с лишним часов.
Немного придя в себя, мы со Славой принялись старательно и быстро заметать следы. Загрузили в «гольф» подстреленного араба, вернулись на поляну и стали тщательно уничтожать признаки произошедшего тут побоища. Пять трупов до потолка забили заднюю часть салона. На поляне осталась примятая, испачканная красным трава, битые стекла и, может быть, одна-две гильзы, которых мы не заметили.
Зато сами мы извозились по уши. Работали по предложению Славы нагишом, чтобы потом не смущать водителей попуток. «Уборка» оставила в душе впечатление, о котором хотелось поскорее забыть. Хотя к мертвякам я с детства безразличен, да и повидал их в своей жизни порядочно, все же, когда на голое тело попадает чужая кровь — ощущение не из приятных. А крови было много. К счастью, добивать никого не пришлось: раненый хашишин, когда понял, что за ним не вернутся, навалился грудью на кинжал…
Разгрузили покойников в глухом овраге, закидали землей, тщательно отмылись в реке и двинули к Московскому шоссе. Местные жители, слава Богу, нам не попались. Спрятав «гольф» в ложбине и прикрыв сверху ветками, мы вышли «голосовать».
Два здоровых мужика остановить машину на трассе шансов имеют немного. Опыта автостопа у меня не было никакого, да и вид наш доверия не внушал. Населенных пунктов поблизости не было, и один тот факт, что «мы из лесу вышли», вероятно, отпугивал водителей. Наконец, часам к четырем соизволил тормознуться добрый самаритянин на раздолбанном «рафике», который и подвез нас до станции метро «Звездная», откуда мы спешно рванули в ближайший магазин, торгующий походным снаряжением. Мы успели до закрытия и приобрели палатку и два спальных мешка для моего друга, после чего разъехались по домам, чтобы встретиться в десять вечера на Гагарина.
Мы отправлялись в турпоход в лучших традициях доперестроечного «совка», по которому вполне могли ностальгировать. Этакие инженеры-романтики, дети застоя, взяли пару отгулов, чтобы пожарить шашлычок на природе, пожить день-другой «дикарем». Наличие женщин и вещей, конечно, сковывало нашу мобильность, но зато мы имели службу наблюдения и, главное, были накормлены и ухожены. Во всем есть свои плюсы.
Приехали сюда уже за полночь. Пока отыскали подходящее место для лагеря, поставили палатки и натянули тент, было уже три часа ночи. Не успел я сомкнуть глаза, как стало рассветать, и Слава, алчущий работы, объявил подъем. Разбудив нас, он отправился к реке и начал усиленно нырять, его бултыхание разносилось по всей округе. Маришка с Ксенией занялись завтраком, а я разложил брезентовый стульчик, родной брат которого остался в Узбекистане, и присел у машины, чтобы не закемарить. Вообще-то, я люблю поспать и эти три часа за полноценный отдых не считаю, но в данном случае Слава был прав — время сейчас стоило слишком дорого, чтобы попусту его терять. Дня через два, а может быть, и сегодня к вечеру, и содержимое фургона станет нашим. О том, что там находится, мы могли только гадать. Дамы были посвящены в эту историю куда меньше, поэтому и никакого энтузиазма у них не наблюдалось. Сказано было, что едем на раскопки и нужно торопиться, чтобы конкуренты не опередили. Кладоискатели — народ серьезный и шутить не любят, а посему о появлении вблизи лагеря посторонних следовало немедленно сообщать нам. Кстати, нам было чем встретить незваных гостей: пошмонав по карманам «успешно пожертвовавших жизнью во имя веры», мы нашли достаточно «маслят» для «узи» и «кольта», а боеприпасы к верному ТТ хранились дома. Женщин о бойне в известность, естественно, не поставили. Незачем им знать, как и откуда мы берем деньги, это уже наше личное дело. Впрочем, они не особенно и спрашивали: Маринка к моей специфике давно привыкла, а Ксения и вовсе любопытством не отличалась.
— Мужчины, завтрак готов! — раздался призыв со стороны «кухни».
Я протер глаза, еще раз зевнул и покорно поплелся на зов, прихватив любимый стульчик. Марина суетилась у костра, раскладывая пищу по тарелкам, а Ксения возилась под тентом, нарезая хлеб.
— Как приятно пахнет, — польстил я, плюхаясь на брезентовое сиденье.