— Да, маменька, — ответили оба вместе.
— Как он был одет?
— На нем был красный придворный кафтан, голубая лента, белый вышитый золотом камзол, кюлоты из такого же бархата, что и кафтан, шелковые чулки, башмаки с пряжками, а на боку была шпага.
По мере того как старший перечислял детали костюма отца, младший кивал в знак подтверждения.
И при каждом кивке младшего г-жа де Шовелен холодеющей рукою сжимала руку камальдульца. Именно таким она видела своего мужа.
— Скажите, не было ли во внешности вашего отца чего-нибудь особенного?
— Он был очень бледен, — сказал старший.
— О да, очень бледен, — подтвердил младший, — его можно было принять за мертвеца.
Все вздрогнули: мать, аббат, духовник — настолько сильным было выражение ужаса, слышавшееся в словах ребенка.
— Куда он направлялся? — спросила наконец маркиза, тщетно пытаясь придать твердость голосу.
— В сторону замка, — сказал старший.
— А я, — добавил младший, — на бегу обернулся и видел, как он всходил на крыльцо.
— Слышите? Слышите? — шептала мать на ухо монаху.
— Да, сударыня, слышу, но, признаюсь, не понимаю. Как прошел господин де Шовелен пешком в ворота и не остановился перед вами? Как прошел он мимо своих сыновей, опять-таки не остановившись? Как, наконец, вошел он в замок, причем никто из прислуги его не заметил и сам он никого не позвал?
— Вы правы, — сказал аббат, — все это поистине удивительно.
— Впрочем, — продолжал отец Делар, — проверить это можно очень просто.
— Мы пойдем посмотрим! — закричали дети, готовясь бежать к замку.
— И я тоже, — сказал аббат.
— И я тоже, — прошептала маркиза.
— Сударыня, — сказал камальдулец, — вы так возбуждены, так бледны от страха: ведь если это господин де Шовелен — я допускаю, что это он, — то есть ли из-за чего пугаться?