Гобелен

– Святые небеса, у тебя такой довольный вид! Не иначе, ты принесла добрые вести, милая моя жена! А я… я писал прощальное письмо нашим детям.

Красивое лицо Уильяма озарилось надеждой, глаза вспыхнули при мысли, что Уинифред явилась с вестью о помиловании, пусть даже на определенных условиях – Уильям рад был бы и такому исходу. Он вгляделся в карие глаза жены, и Джейн с тоской проследила, как гаснет свет в его лице, уступая место горечи. Уильям отпустил жену, отвернулся. Вид у него был затравленный.

– Значит, вести худые? – выдавил он, не понимая, почему еще минуту назад так сияла его жена.

– Есть вероятность, что некоторых якобитов помилуют, – начала Джейн, повинуясь воле Уинифред, знавшей, как разговаривать с Уильямом.

– Но только не меня, – оборвал граф.

Джейн перевела дух.

– Ты прав, мой милый. Едва ли король смилуется над тобою.

Впрочем, времени у Джейн не было – ни на выражение нежных чувств, ни на слезливую жалость. Сейчас или никогда. Нужно собраться с силами; нужно дерзнуть.

Уильям сжал кулак, шарахнул по непробиваемой стене.

– На иное я и не рассчитывал, – прохрипел он. Затем откашлялся, как бы стряхнул ярость. – Прости меня, родная. Я обманулся, увидев твое счастливое лицо.

– Я притворялась счастливой.

– Зачем? – искренне изумился граф.

«Как он хорош – именно потому, что уязвим!» – подумала Джейн. Небритое лицо искажено страданием, рубашка наполовину расстегнута, волосы распущены по плечам. Поистине пятый граф Нитсдейл пребывал в расцвете мужской красоты.

– Затем, что у меня есть план, и, чтобы он сработал, притворяться надо уже сейчас. Лишние подозрения нам не нужны.

– В чем притворяться? – помедлив, спросил Уильям.

– В том, что тебя помилуют.

Уильям расширил глаза.

Джейн изложила идею, осенившую ее по дороге к Сент-Джеймсскому дворцу, обросшую подробностями в парламенте, на заседании палаты лордов.

– Значит, им нужен козел отпущения.

– Да, и, подозреваю, не один. В любом случае ты попадаешь в число тех, кого решено примерно наказать. Это моя вина. Это я прогневила короля.