Гобелен

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что верно, то верно. Берегите себя, Джейн. У вас впереди тернистый путь, но вы из тех, для кого нет преград. Всегда об этом помните.

– Можно еще к вам прийти?

– Зачем?

– Вдруг у меня появятся новые вопросы.

Он заметил флайер, торчавший из кармана ее пальто.

– Разумеется, можно.

И Джейн ушла, махнув на прощание рукой; почти сбежала по крутым ступеням. Странный персонаж этот Робин, думала она; однако какую уверенность сумел ей внушить за недолгое время беседы! За эту-то уверенность и надо держаться, из нее надо черпать силы, если и впрямь Джейн ждет тернистый путь.

Шотландия, осень 1715 года

В начале сентября казалось, армию лорда Мара удержать невозможно. Герцога Аргайла отправили в Эдинбург для принятия командования над правительственными войсками. Между тем армия шотландских повстанцев росла как снежный ком; у шотландцев были два огромных преимущества – многочисленность и боевой дух.

Однако уже через месяц горькое пророчество Уильяма Максвелла сбылось. Его слова набатом отдавались теперь в головах товарищей по оружию – да и в его собственной голове. Выяснилось, что новый регент Франции очень ценит дружбу с Георгом I, королем английским; снабжение армии якобитов не входит в его планы. Как и опасались Уильям и его единомышленники, французские корабли распоряжением регента были освобождены от бесценного груза. Поставки оружия и наемников откладывались на неопределенный срок.

Наступил октябрь. С каждым днем становилось яснее – король-изгнанник Иаков III едва ли вернется в Шотландию триумфатором, даром что преданные ему католики успели во многих городах провозгласить его законным государем, даром что к восстанию примкнуло изрядное количество англичан, не отрекшихся от исконной католической веры.

И все же горцы пока были с армией – хотя лорд Мар показал себя плохим стратегом и еще худшим полководцем.

– Мы все погибнем из-за его нерешительности! – ворчал Уильям, греясь у костра.

Они стояли лагерем в окрестностях Перта. Провианта и оружия катастрофически не хватало. Уильям сверкнул глазами на двоих товарищей, с которыми делил скудную трапезу – тощего кролика и жидкий эль. В отсветах пламени оба дворянина показались почти призраками; по лицам их Уильям понял, что не сообщил ничего принципиально нового. И все же он чувствовал себя обязанным произнести эти слова. Пусть лучше его упрекнут в робости, чем в пренебрежении жизнями своих солдат. Уильям указал на россыпь костерков, подле которых пытались согреться его подчиненные. Угрюмые, подавленные, ссутулившиеся от холода, они сидели группками. Одни тянули заунывные песни, другие резались в кости при тусклом свете, но большинство хранило мрачное молчание.

– Вот она, наша армия, полюбуйтесь, – снова заговорил Уильям. – Голодные, озябшие, промокшие бедолаги. В то время как англичане едят досыта, ночуют в тепле и вдобавок хорошо обучены. Вправе ли мы ожидать, что с нами останутся фермеры, отлично знающие, что без них голодают их семьи и хворает скот? – Уильям помолчал, но ответа не дождался. – Вот что – сегодня же напишу к лорду Мару. Он должен понять, что с горцами так нельзя. Горец нуждается в четких указаниях и деятельности – иначе он скучает, а от скучающего горца толку ни на грош.

Увы: отвага, с какой Уильям взялся критиковать полководца, не нашла отклика у его собеседников – с их стороны не последовало никакой реакции.

Октябрь кончился, зима наступала на пятки. Худо-бедно якобиты добрались до английской границы; Уильям чувствовал – это последний бросок, дальше побед ждать не приходится.

Девятого ноября, в среду, на рассвете зарядил мелкий серый дождь. Холод запустил когти под тартаны горцев, заставил ежиться и дрожать даже самых крепких мужчин. Отвратительная погода отнюдь не способствовала росту боевого духа – никто из якобитов уже не надеялся, что марш-бросок завершится триумфом.

Один из вассалов графа, внебрачный сын из семейства Поллок, с которым Максвеллы состояли в родстве, поравнялся с Уильямом. Медленно ехали они в хвосте колонны, удрученно смотрели на промокших, грязных ополченцев.

– Не знаю, милорд, как нам это удается, да только я привык верить собственным глазам, – произнес Поллок. – А солдаты верят, что вы обладаете волшебной силой.

Уильям расхохотался.