Он пожимает мою руку:
– Отлично, Анна. Скоро увидимся.
Развернувшись, я иду к парадной двери и жду, пока пыхтение машины Оуэна отдалится. И только потом позволяю себе оглянуться через плечо. События сегодняшнего вечера захлестывают меня. Я всегда уставшая после выступления, но сегодня, еще и после схватки с матерью, кажется, что даже мои кости вот-вот рассыплются.
Внезапно волоски на затылке и руках встают дыбом, и по коже холодком пробегает предчувствие. Теми самыми пальцами, которыми я так часто взламывала замки, неловко вожусь с ключом. Как ребенок боится заглянуть под кровать, так и я в ужасе от необходимости оглянуться и посмотреть, что там... за моей спиной. Вор? Или что похуже? Замок поддается, я влетаю в здание и захлопываю за собой дверь, напоследок скользнув взглядом по крыльцу.
Ничего.
Но я до сих пор чувствую... оно там... скрывается. И чем бы это ни было, в ближайшее время оно никуда не исчезнет.
* * *
– Перестань дуться и помоги мне выбрать шляпку.
Я лежу на кушетке и читаю старую копию журнала «Сфинкс», стараясь не обращать внимания на маму, которая все утро крутится поблизости. Не замечать мадам Ван Хаусен – моя лучшая защита, и ее худший кошмар.
Я приподнимаю бровь и бросаю на маму быстрый взгляд. Сегодня на ней темно-бордовый костюм из мягкой камвольной шерсти с юбкой чуть ниже колен. Цвет приятно оттеняет кремовую кожу лица. Своей кожей мама всегда гордилась и порицала моду на белые напудренные лица. Сама она пользовалась порошком лишь по вечерам или во время выступлений.
Мама ставит на кофейный столик две коробки и достает сначала желто-зеленую шляпку-клош, а затем – черную.
И как всегда, я разрываюсь между желанием угодить матери и инстинктом самосохранения. После недолгой борьбы, я вздыхаю и откладываю журнал.
– Черная. Она будет хорошо смотреться с платьем, когда ты снимешь пальто.
– Хм... Я думаю... пожалуй, зеленая.
Ну конечно, зеленая. Я беру карты и тасую колоду.
Мама надевает шляпку и крутится передо мной:
– Как я выгляжу?
– Прекрасна, как всегда. Куда ты идешь?
– Обедать с Жаком.
Внутри вспыхивает беспокойство, и я потираю виски.