Небеса ликуют

22
18
20
22
24
26
28
30

— Промазал! Ну и местечко!

Караван-сарай, где нам довелось остановиться, оказался и вправду не самым уютным уголком. Холодно, сыро, мутный свет из маленьких, похожих на бойницы, окошек. Ну и, конечно, полчища врагов, которых с переменным успехом разил шевалье. Они были всюду — на старых кошмах, устилавших пол, на молитвенных ковриках, уложенных возле восточной стены, и даже на потолке. Во всяком случае, один из негодяев — маленький и черненький — прыгнул на мою шляпу в первый же миг, лишь только я успел переступить порог.

Ко всем неприятностям прибавилась еще одна. Никто в этом забытом Аллахом заведении ничего не слыхал о реке с названием Каллапка. Эту печальную новость мне сообщил шевалье. Сьер еретик, не изволив меня дождаться, отправился на прогулку.

— К фуриям пошел, — глубокомысленно предположил дю Бартас.

— К к-кому?

— Ну-у… — Пикардиец явно смутился. — Это я так поэтически выразился, мой друг. Слыхивал я, что в басурманском раю праведников ублажают некие девы, прозываемые…

— Гуриями, — вздохнул я.

— Да какая разница! Не хочу сплетничать, но на этой улице находится некий дом, который легко узнать по зеленой двери…

Когда только узнать успел? Что значит военный опыт!

Мне повезло меньше. Правда, искал я не веселый домик, полный фурий, а нечто совсем иное. Увы, торговые караваны начнут ходить на север только через месяц, когда в Крым потянутся ватаги чумаков, спешащих загрузиться перекопской солью. Навстречу им пойдут другие, с рыбой, а также бесконечные стада овец.

Мы напрасно спешили. Ехать вчетвером по холодной негостеприимной степи было бы просто самоубийством — верным и достаточно мучительным.

Итак, придется ждать, пока не покажется на поле трава.

Я с тоской вспомнил Истанбул. Если за неделю моя маленькая армия умудрилась основательно разложиться, то что случится за месяц в этакой дыре!

Фурии с гуриями — только начало.

* * *

— А верно ли, дорогой де Гуаира, что татары, как пишет мессер Боплан, не склонны к употреблению вина?

В голосе шевалье промелькнула тревога. Увы, утешить его было нечем.

— Поистине наше паломничество будет куда труднее, чем мне думалось!

Славный пикардиец вздохнул и вновь взялся за ножны. Я почувствовал легкое жжение за лопаткой и понял, что самое время следовать его примеру.

— Рах vobscum, дети мои! Я повернулся к двери и обомлел.

Малахай, теплый стеганый халат, красные сапожки, широкий пояс, за который заткнута короткая плеть-камча…