Небеса ликуют

22
18
20
22
24
26
28
30

— Понравилось…

Тяжелая монета глухо ударилась о медь.

— Пан немец! Пан немец! — донеслось сзади. — Пан немец ошибся, пан немец кинул дукат!.. Я улыбнулся.

* * *

Софийские врата были открыты. Двое литовцев, сняв шлемы, крестились на сияющую золотом икону. В самом же храме оказалось неожиданно пусто и темно. Лики святых смотрели хмуро, погас блеск алтаря.

Служба еще не начиналась, но возле бокового входа я заметил невысокого старика в темной ризе.

— Простите… Вы… Вы священник? Внимательный взгляд из-под седых бровей.

— Что вы хотите, сын мой?

— Отче, — заспешил я, — мне надо заказать панихиду. Если можно, вечное поминание. За упокой души иерея Азиния, воина Августина и раба Божьего Гарсиласио.

Он вновь кивнул, подумал.

— Они католики?

— Католики, отче.

В Лавре мне отказали. Суровые старцы не желали молиться за души нечестивцев-латинов. Но в Киеве не осталось ни одного костела, ни одного ксендза.

Кроме меня, конечно…

— Вам ведомо, сын мой, что молитва за инославных… Наши глаза встретились, и он замолчал.

— Хорошо. Напишите их имена… Перо цеплялось за шершавую бумагу, буквы никак не желали становиться в ряд.

— Я тоже католик, отче. Я… Я могу тут помолиться? Здесь молились мои предки.

— Можете, сын мой.

Я прошел ближе к алтарю, поднял голову — и вздрогнул. Огромные черные глаза заглянули прямо в душу.

Оранта — Божья Матерь Киевская.

Нерушимая Стена.